Основные направления глобализации политики
7.1. Центростремительные тенденции в мировой политике
Обращает на себя внимание, что нынешнее время как бы не имеет названия. Сначала был послевоенный период, часто отождествляемый с периодом холодной войны. А теперь мы говорим о периоде после холодной войны, подразумевая под этим отсутствие глобального противоборства между двумя сверхдержавами или военно-политическими блоками. Ведь содержание переживаемого нами времени значительно богаче, нежели просто отсутствие этого противоборства.
Для второй половины ХХ в. была характерна постоянно растущая тенденция к экономической и политической интеграции. Среди новейших факторов, оказывающих все большее влияние на конфигурацию и характер международной системы, можно отметить: динамику мировой экономики, которая усиливает нестабильность и трудности внутри государств и в отношениях между ними; быстрый рост транснациональных связей, стимулирующий образование новых форм коллективного принятия решений при участии государств, межправительственных организаций и международных групп давления; бурное развитие и наращивание транснациональных систем коммуникаций; распространение военных технологий, которые становятся постоянным элементом современной мировой политики, и др.
Интеграционные процессы проявляются прежде всего в образовании множества международных межгосударственных и неправительственных организаций. По существующим данным, в середине 80-х годов в мире насчитывалось более 1 тыс. межправительственных организаций. Ведущие державы на регулярной основе участвуют в работе более 100 организаций. Например, Дания является членом 164 организаций, Франция — 155, Великобритания — 140, США — 122, Канада — 110, Япония — 106, Бразилия — 100 и т.д. В течение сравнительно короткого периода после окончания второй мировой войны были созданы ООН, НАТО, ГАТТ, МВФ, Всемирный банк, ныне прекратившие существование СЭВ и Варшавский пакт, заложены основы Европейского союза и Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР).
Немаловажную роль в современном мире играют такие организации, как Организация американских государств (ОАГ), Организация стран экспортеров нефти (ОПЕК), Организация африканского единства (ОАЕ), Организация «Исламская конференция» (ОИК) и др. Следует отметить, что число таких организаций постоянно растет или же расширяются функции уже существующих.
Так, еще в 1948 г. при ООН была создана специальная организация — ЮНЕСКО, занимающаяся проблемами развития культуры и науки. В 1972 г. образована еще одна специальная организация при ООН — ЮНЕП, в задачи которой входят разработка и осуществление мер по сохранению среды обитания. Важную роль играют международные организации в решении проблем сырья и энергетики. Среди них особое место занимает Международное агентство ООН по атомной энергии (МАГАТЭ), призванное предотвратить распространение ядерного оружия и сохранить развитие атомной энергии в мирных целях.
Начался процесс формирования североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА), включающей США, Канаду, Мексику. В 1989 г. организован Азиатско-Тихоокеанский экономический совет (АПЕК). Успешно действует в Азии Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), Азиатский банк развития (АзБР) и другие союзы и объединения. Все бульшие масштабы приобретает транснациональное сотрудничество политических партий разных стран.
Руководители партий различных идеологических ориентаций предпринимают усилия по их консолидации и координации на международном уровне, стремятся придать партиям наднациональный характер и выработать общие для всех идейно-политические принципы и установки. Об этом свидетельствует, например, то, что еще в 1961 г. был основан Всемирный христианско-демократический союз. В 1983 г. создан Международный демократический союз, объединяющий консервативные партии Западной Европы, республиканскую партию США, либерально-демократическую партию Японии, а также австралийских консерваторов.
Наиболее успешно интеграционные процессы шли в Европе. В 1957 г. было создано Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) шести европейских стран. Постепенно к этой организации присоединились еще шесть стран. Поскольку первоначально главный упор в нем делался на снятие торговых барьеров между странами-членами, сообщество часто называлось Общим рынком. В 80-х годах сообщество преобразовалось в Европейский союз (ЕС). В 1993 г. в Европейском союзе, включающем 12 наиболее развитых стран региона, практически устранены барьеры для свободного перемещения людей, товаров, услуг и капиталов.
Здесь, по сути дела, речь идет о дальнейшей политической интеграции. Сформировались европейские партии — Европейский социалистический союз, Европейская народная партия, Федерация либеральных и демократических партий ЕС, Европейские демократы прогресса и др. В ближайшее время к процессу европейской интеграции предполагается подключить государства Центральной и Восточной Европы.
Немаловажным фактором мировой политики стали ежегодные совещания так называемой Большой семерки — семи наиболее индустриальноразвитых стран — США, Германии, Франции, Великобритании, Японии, Италии и Канады — по важнейшим экономическим и внешнеполитическим вопросам. По месту проведения первой такой встречи, состоявшейся в 1975 г. в Рамбуйе близ Парижа, она иногда именуется Клубом Рамбуйе. Главное внимание на совещаниях Семерки, как правило, уделяется решению таких вопросов, как обеспечение экономического роста, сглаживание несбалансированности внешнеэкономических связей, инфляции, безработицы и т.д. Вместе с тем все большее внимание уделяется военно-стратегическим и внешнеполитическим вопросам.
Очевидно, что помимо суверенных национальных государств активными субъектами международных отношений являются разного рода транснациональные акторы в лице различных организаций, объединений, институтов, оказывающие влияние на характер и тенденции развития международных отношений. Значительную роль приобретают транснациональные корпорации, существенно влияющие на характер функционирования и тенденции развития мирового сообщества. Часто принимаемые в штабах транснациональных корпораций решения сказываются на жизни граждан отдельных стран в большей степени, чем решения, принимаемые правительствами этих стран.
Все эти организации, объединения, корпорации способствовали разработке и утверждению комплекса правил поведения различных государств в рамках мирового сообщества. Они определяют принципы сотрудничества и разрешения конфликтов, предотвращения войны и обеспечения глобального экономического роста.
Международные организации действуют на всемирном, региональном и субрегиональном уровнях. Часть этих организаций объединены не только по географическому, но и по функциональному принципу. В данной связи некоторые авторы говорят о существовании не одной, а двух систем международных организаций. Как считает Дж.Лайенз, первая система — это универсальная система ООН, в которой участвуют все государства, причем на равных правах, за исключением Совета Безопасности. Вторая система предусматривает более ограниченное членство и объединяет индустриально развитые страны, приверженные принципам рыночной экономики и политической демократии. К второй системе относятся НАТО (включающая 16 стран Запада), ЕС, ОЭСР, НАФТА и др.
Обе системы международных организаций имеют общих членов. Международный валютный фонд, Всемирный банк и Всемирная торговая организация (ВТО) формально входят в систему ООН и открыты для всех стран. Однако фактически контроль за их деятельностью находится в руках индустриально развитых стран. Особую роль с этой точки зрения играет Семерка, в которую практически закрыт доступ слабо- и среднеразвитым, а также малым странам. Она во многом определяет основные параметры экономического развития современного мира.
Очевидно, что за последние два-три десятилетия происходит наращивание центростремительных, интеграционных процессов, наблюдается тенденция к сближению, единению стран и народов.
Оборотными сторонами интернационализации и интеграции являются обострение этнических, религиозных, культурных проблем, все большее звучание приобретают такие понятия, как «родной очаг», «родина», «нация» и т.д. То, что казалось аномалией в 1979 г., когда иранская революция бросила вызов преобладанию западной секулярной культуры, в 90-х годах стало одной из главных тем международной политики.
Новый мировой порядок, приходящий на смену биполярной системе периода холодной войны, характеризуется не только появлением новых экономических сил, крушением старых империй и дискредитацией коммунизма, но также возрождением местной идентичности, основанной на этнических и религиозных приверженностях, тенденций к децентрализации и партикуляризации. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что за послевоенные десятилетия значительно увеличилось число независимых государств, признанных полноправными членами международного сообщества.
В данном контексте необходимо учесть еще один немаловажный момент. В конце ХIХ-первой половине ХХ в. мировая торговля рассматривалась как беспрерывный процесс обмена между колониями, которые экспортировали сырьевые материалы в метрополии и другие развитые страны, а те в свою очередь экспортировали в колонии промышленные товары. Однако в последние десятилетия рост мировой торговли происходил почти исключительно между развитыми странами, в то время как объем торговли между развитыми и развивающимися странами неуклонно падал. Этот процесс значительно ускорился в период 1980-1990 гг. Так, в 1980 г. на 102 беднейшие страны приходилось 7,9% мирового экспорта и 9% импорта. Десять лет спустя эти цифры сократились соответственно до 1,4и 4,9%. В то же время доля взаимного товарооборота трех наиболее развитых стран и регионов- США, Европы и Японии возросла соответственно с 54,8 до 64% (экспорт) и с 59,5 до 63,8% (импорт).
Существующие данные свидетельствуют о том, что в результате формирования ЕС, НАФТА и т.д. группа наименее развитых стран все больше отодвигается на периферию мировой политики. Одной из важных характеристик развивающихся стран является то, что для них более существенное значение сохраняют вертикальные связи по оси Юг-Север, нежели горизонтальные связи по оси Юг-Юг. В большинстве своем они имеют между собой значительно меньше дипломатических, политических и экономических связей, чем индустриально развитые страны. Это оказывает большое негативное влияние на их способность решать главные для них проблемы собственными силами.
На смену прежнему регионализму развивающихся стран приходит регионализм развитых стран. Концепции региональной интеграции в развивающемся мире, возникшие еще в 50-х годах, в должной мере не учитывали тот факт, что для него не подходят интеграционные модели, практиковавшиеся в развитом мире. Так, западноевропейская модель базируется на высокоразвитых производительных силах, росте хозяйственной взаимозависимости стран региона и углублении международного разделения труда. Что касается интеграционных моделей развивающихся стран, то здесь отсутствуют такие основополагающие факторы, как взаимозависимость и взаимодополняемость национальных хозяйств. Главная их цель состоит в преодолении низкого уровня развития производительных сил и противостоянии проникновению иностранных товаров. Здесь интеграция является не итогом интернационализации, а средством ее усиления.
Как отмечал Л.Виноградов, в целом «в «третьем мире» разрабатывались планы протекционистской по своему характеру региональной интеграции, в результате которой должно быть создано обособленное от внешнего воздействия обширное экономическое пространство, тогда как в ЕС благодаря либерализации торговли углубляющаяся на внутреннем рынке конкуренция является стимулом для совершенствования и ускоренного обновления техники и разработки новых технологий, повышения эффективности производства и в конечном счете ведет к ускорению экономического роста всех стран-участниц». Все это способствует отчуждению стран третьего мира от процесса экономического развития, что заставляет вносить определенные коррективы в тезис о едином мировом сообществе, о единой всепланетарной цивилизации, единой географии современного мира и т.д.
7.2. Основные направления деятельности ООН
Уже в разгар второй мировой войны возник вопрос о создании международной организации, которая заменила бы устаревшую и ставшую недееспособной Лигу наций и занималась бы обеспечением мира и международной безопасности в послевоенный период. На конференции в Сан-Франциско, состоявшейся в промежутке между Крымской и Потсдамской конференциями в апреле 1945 г., были приняты решения о создании Организации Объединенных Наций и принятии ее Устава.
Устав содержал проект международной системы безопасности, базирующийся на сотрудничестве держав-победительниц. На его основе была создана также система функциональных органов, призванных обеспечить укрепление сотрудничества между странами по широкому спектру социальных, экономических, гуманитарных и иных проблем. В силу компромиссного характера некоторые важные положения Устава не всегда отличались должной ясностью и конкретностью.
Во многом именно поэтому он в отличие от Устава Лиги наций выдержал испытание временем, обладал гибкостью, что давало возможность приспосабливаться к постоянно изменявшимся условиям послевоенного времени. При этом необходимо учесть, что послевоенные реальности радикально отличались от тех, в которых была создана ООН и принят ее Устав. Это прежде всего раскол между союзниками по антигитлеровской коалиции, развертывание холодной войны и распад колониальных империй, в результате которого на мировую авансцену вышло множество новых независимых государств. Более того, Германия и Япония, упомянутые в Уставе как «бывшие противники», превратились в мощные экономические державы и после принятия их в члены ООН стали играть в ней значительную роль. Основатели ООН не предусмотрели также возникновение в Азии и Африке мощных движений за самоопределение, приведших к образованию множества новых государств.
Большей частью международные организации служат инструментом обеспечения интересов великих держав. То же самое верно и применительно к ООН, при всех декларациях о суверенном равенстве государств-членов. Но тем не менее следует признать, что ООН ускорила вступление новых независимых государств в мировое сообщество, дала им возможность освоить правила международной жизни и опыт дипломатии и ведения переговоров. Наиболее отсталые государства, не располагавшие финансовыми средствами для содержания дипломатических представительств за рубежом, нашли в ООН возможность ознакомить мировое сообщество со своими проблемами. Наряду с ООН важным фактором интеграции слаборазвитых стран в мировое сообщество все еще является сохраняющаяся сфера влияний.
Из 184 стран, входящих в ООН, 120 являются малыми странами, если за критерий взять численность населения, не превышающую 10 млн человек. Эти страны, включая и те, которые достигли впечатляющих успехов в экономическом и технологическом развитии, весьма уязвимы в плане зависимости от ресурсов, получаемых извне. Зачастую они оказываются в стороне при принятии важнейших решений, касающихся и их жизненных интересов. Более того, для многих из них ООН является главным, а нередко и единственным форумом, на котором они могут вступать в коалиции и союзы друг с другом и заявлять о своих интересах. Хотя резолюции и решения Генеральной Ассамблеи и имеют рекомендательный характер, само их принятие может свидетельствовать о том, что затрагиваемые в них проблемы пользуются широкой поддержкой у международной общественности. В этом контексте малые страны и поддержка ими решений Генеральной Ассамблеи приобретают дополнительную значимость.
ООН была создана в качестве государствоцентристской организации и по своей сути остается таковой. При всех успехах международных организаций и расширении их деятельности в международных отношениях главенствующую роль продолжают играть национальные государства. Как положения Устава самой ООН, так и ситуация холодной войны, сложившаяся после окончания второй мировой войны, способствовали закреплению за государствами центрального места в системе международных отношений. Одной из главных функций ООН, возможно неожиданно для нее самой, стало оказание помощи новым независимым государствам в их становлении.
Членами всех организаций, входящих в ООН, являются государства. Только Международная Организация Труда (МОТ) помимо государств допускает в качестве полноправных участников процесса выработки своих решений других представителей. Государствоцентристский характер ООН усиливается тем фактом, что государства оставляют за собой право на невмешательство в свои внутренние дела со стороны международных организаций, в том числе и самой ООН.
Согласно параграфу 1 статьи 2 Устава ООН, «Организация основана на принципе суверенного равенства ее членов». Этот принцип, получивший отражение во многих юридически правовых документах, предусматривает равные права и обязанности всех государств-членов в международно-правовом отношении. Он получил наиболее полное и законченное выражение в Заключительном акте Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе» (СБСЕ) 1975 г. «В рамках международного права, — говорится в нем, — все участвующие государства имеют равные права и обязанности. Они будут уважать право всех других членов определять и осуществлять по своему желанию свои отношения с другими государствами в соответствии с международным правом и в духе настоящей Декларации».
Но тем не менее сейчас очевидно, что мировое сообщество уже никак нельзя свести к какой-либо одной монопольно господствующей системе, а именно традиционно господствующей системе национальных государств, обладавших наибольшей военной, экономической и технологической мощью. Интернационализация и транснационализация мировых процессов способствовали беспрецедентному усложнению ситуации. Разного рода неправительственные организации могут выступать в качестве консультантов при различных ее органах. Например, в рамках гуманитарных операций ООН широко используется материальная помощь со стороны неправительственных финансовых организаций и помощь медицинских учреждений.
За исключением Совета Безопасности, где пять постоянных членов обладают правом вето, все выборные органы ООН действуют, руководствуясь принципом «одно государство — один голос». Но в целом ООН и другим международным организациям не удалось уменьшить фактическое неравенство государств.
При всех декларациях о «суверенном равенстве» очевидным оставался факт существования в ООН «равных» и «более равных». Например, каждый из пяти постоянных членов Совета Безопасности мог наложить вето на любое его решение и тем самым единолично блокировать реализацию воли большинства членов международного сообщества.
Для многих малых стран, особенно развивающихся, ООН — единственная возможность обнародовать свои интересы и проблемы. Принцип «одно государство — один голос» дает им численный перевес — преимущество, особенно важное при голосовании по резолюциям в Генеральной Ассамблее. Именно здесь они могут создавать широкие коалиции и, опираясь на них, в той или иной степени добиваться своих целей. Наиболее очевидным примером успеха тактики африканских стран, большинство из которых относится к числу малых, является осуществленный ими через ООН нажим на индустриально развитые страны для введения жестких санкций против режима апартеида в Южно-Африканской Республике. По мнению специалистов, без той кампании, которая была развернута странами черной Африки, международный нажим на ЮАР не был бы столь настойчивым и успешным.
Опыт истории показывает, что всякого рода деятельность международных форумов и организаций эффективна лишь в тех случаях, когда она имеет своей целью разрешение определенного, зачастую ограниченного круга проблем. Об этом свидетельствует, например, опыт Версальского мира, Лиги наций и ООН. Так, в актив Лиги наций можно зачислить разрешение ряда второстепенных для установления мира в Европе двусторонних споров между Албанией и Югославией, Литвой и Польшей, Турцией и Ираком, Грецией и Болгарией, Грецией и Италией. Но в тех случаях, когда речь шла о более серьезных конфликтах, успешное разрешение которых, возможно, остановило бы сползание ко второй мировой войне, Лига наций показала свою беспомощность и недееспособность. Это — споры между Японией и Китаем (из-за Маньчжурии), Италией и Эфиопией, Италией и Албанией, Советским Союзом и Финляндией, Германией и ее соседями (из-за Рейнской области и Судетов), Богемией и Польшей. Особенно наглядно неспособность Лиги наций (а возможно, нежелание) решать более сложные вопросы обнаружилась на Дальнем Востоке.
В 1931 г., развязав войну в Маньчжурии, Япония окрестила ее маньчжурским инцидентом, а не маньчжурской войной. Создав на оккупированной территории марионеточное государство Маньчжоу-Го, японские войска вступили на территорию собственно Китая. Снова возникла война, которая на этот раз получила название северокитайского инцидента, а когда война перекинулась на всю территорию Китая, — китайского инцидента. Формально это объяснялось тем, что Япония присоединилась к действовавшему тогда антивоенному пакту Бриана — Келлога, который запрещал агрессивные войны. Очевидно, что как для самих японцев, так и для тех, кто играл первую скрипку в Лиге наций, эти лингвистические игры служили для первых прикрытием своих агрессивных устремлений, а для вторых- нежелания принять реальные меры, способные обуздать агрессора.
Как и Лига наций, ООН видела главную свою задачу в урегулировании конфликтов между отдельно взятыми государствами путем мирных переговоров или применения вооруженного принуждения. В случае возникновения конфликта Совет Безопасности должен предпринять комплекс мер, направленных на примирение, посредничество, арбитраж, переговоры и т.д.
Хотя в Преамбуле Устава ООН выступает от имени народов, она была создана, действовала и продолжает действовать как международная межгосударственная организация. Ее главная цель- обеспечение международного мира и безопасности путем поддержания мирных отношений между государствами. Согласно ст.2 и 7 Устава, ООН не вправе «вмешиваться в дела, относящиеся к внутренней компетенции государства». В данном контексте интерес представляет тот факт, что ни одно государство, какую бы политику в отношении своего народа оно ни проводило, не было исключено из состава членов этой организации.
Согласно такому подходу, характерному для Лиги наций, в конфликте участвуют только две стороны или в крайнем случае весьма небольшая группа стран, а подавляющее большинство других стран выступают в качестве посредников, стараясь примирить их. Поэтому ООН всегда была вынуждена балансировать между целями защиты интересов государств, с одной стороны, и прав человека и народов, с другой.
Однако на практике обнаружилось, что такой подход отнюдь не соответствует сложившимся реальностям. Дело в том, что в условиях двухполюсного миропорядка, в котором преобладали идеологические системные конфликты, последние перестали быть изолированными двусторонними спорами между индивидуальными суверенными государствами в окружении подавляющего большинства беспристрастных посторонних наблюдателей, поскольку весь мир превратился в единое поле битвы между двумя противоположными лагерями. Почти любой конфликт в любой точке земного шара стал рассматриваться как затрагивающий всех участников двух военно-политических блоков. При таком положении сама ООН стала центральной ареной, на которой разворачивалось противоборство между этими блоками.
Следует учесть еще один момент. Время от времени появлялись прецеденты, когда внутренние конфликты в той или иной стране признавались источниками угрозы международной безопасности. Так, в 60-х годах в специальной резолюции Совет Безопасности ООН декларировал, что политика апартеида правительства белого меньшинства в ЮАР является правомерным основанием для интернационализации конфликта.
Многие конфликты в современном мире носят иной, чем это определено в Хартии ООН, характер. Прежде всего ее авторы имели в виду международные войны и конфликты. Хартия — это документ, составленный государствами и для государств. Что касается внутригосударственных конфликтов, то они были решительно исключены из нее. Традиция национального суверенитета требовала, чтобы рассмотрение таких конфликтов являлось прерогативой исключительно правительства соответствующего государства. Имелось в виду, что ООН не вправе вмешиваться в эти вопросы. В послевоенном мире значительная часть войн была именно такого рода, хотя практически немногие из них носили чисто внутристрановой характер. Во многих случаях имело место широкомасштабное вмешательство извне. Так было во Вьетнаме и Афганистане, Ливане и Анголе и т.д. Но формально они оставались гражданскими войнами и тем самым теоретически оказывались вне компетенций ООН. По этой причине целый ряд самых острых и дорогостоящих конфликтов периода холодной войны — во Вьетнаме, Нигерии, Камбодже, Эль-Сальвадоре, Анголе, Мозамбике и Эфиопии — практически не обсуждались ею.
Эта тенденция, как будет показано ниже, еще более усилилась после окончания холодной войны. Межгосударственные войны являются лишь одним из бедствий этого периода. Проблема усугубляется тем, что в силу выше отмеченных процессов сейчас решается вопрос о месте и роли самого суверенного национального государства в системе международных отношений. Вестфальская система, которая лежала в основе почти всех теорий международных отношений, переживает процесс существенной трансформации. К тому же в этот период тенденция к возрастанию внутристрановых конфликтов еще более усугубилась. По данным ООН, после падения Берлинской стены в мире разразилось 82 конфликта. Однако только три из них носили межгосударственный характер, а 79 были гражданскими войнами. Причем из этих трех многие рассматривают боснийский и нагорно-карабахский как гражданские войны. Следует отметить, что большинство развивающихся стран неодобрительно относится к возможному расширению прямого участия ООН в урегулировании внутренних конфликтов. Подобную перспективу они рассматривают как усиление диктата великих держав, направленного на вмешательство в их внутренние дела.
Одним из основополагающих аспектов международной политики в современном мире является защита прав человека. Разумеется, сама концепция защиты прав человека отнюдь не нова, в той или иной форме реализации ее положений добивались многие социальные и политические движения и организации на протяжении всего ХХ столетия как на Западе, так и на Востоке. Эта борьба нашла свое логическое воплощение в «Всеобщей декларации прав человека», принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1948г.
Но все же в силу комплекса причин проблема прав человека стала эпицентром политической борьбы в последние два-три десятилетия. Следует признать, что в данном вопросе мировое сообщество добилось беспрецедентных успехов. Но тем не менее многие страны все еще далеки от того, чтобы признать права и свободы общечеловеческими ценностями. Показательно, что на конференции по правам человека, состоявшейся в 1993 г. в Вене, лишь несколько азиатских стран, в том числе Япония и Республика Корея, поддержали резолюцию, призывающую рассматривать права человека в качестве универсальных ценностей.
С учетом перечисленных выше особенностей ООН возникает вопрос: как эта организация сможет решить проблемы, порожденные дезинтеграцией СССР и Югославии, неудачами развивающихся стран, действиями этнических, религиозных, политических группировок в Афганистане и Камбодже, мусульманского или индуистского фундаментализма, курдов в Ираке и Турции, тибетцев в Китае, восточных тиморцев в Индонезии и т.д.?
Хотя ООН рассматривалась большинством ее членов как организация, занимающаяся проблемами войны и мира на международной арене, многие из важнейших споров между государствами оказались экономическими конфликтами, касающимися долгов, инвестиций, торговли, экономической помощи и т.д. Иногда они рассматривались во втором комитете Генеральной Ассамблеи (который занимался экономическими вопросами). Но большей частью в ООН эти споры игнорировались, поскольку сложилось мнение, что они входят в компетенцию разного рода специализированных агентств.
Следует учесть и тот факт, что многие из важнейших участников мирового сообщества — это негосударственные акторы, которые интенсифицируют и усложняют конфликты государств, но при этом еще не представлены в ООН. Крупные экономические организации, транснациональные банки и промышленные корпорации, не признающие суверенитета, действующие одновременно во многих странах и приобретающие огромную экономическую власть в некоторых из них, официально не располагаются в какой-либо из этих стран и поэтому могут избегать юрисдикции и соответственно налогообложения со стороны какого бы то ни было конкретного правительства.
Крупные политические движения, такие как исламские фундаменталисты, террористские группы или сецессионистские движения внутри отдельных стран, становятся важными участниками мировой политики и временами вовлечены в крупные конфликты между государствами. Но они не представлены в всемирных организациях и, более того, игнорируют их.
При всем том ООН играет существенную роль при решении конфликтов, возникающих в различных регионах земного шара. В последние годы усиление ее миротворческого потенциала особенно отчетливо проявилось при урегулировании конфликтов в Персидском заливе и Намибии. Санкционировав применение многонациональных сил против Багдада, Совет Безопасности продемонстрировал волю наказать агрессора. Операция ООН в Намибии показала, что при определенных условиях эта организация способна разрешать не только межгосударственные, но и некоторые внутригосударственные конфликты.
Так, намибийский конфликт был разрешен с минимальными осложнениями путем привлечения в процесс переговоров всех конфликтующих сторон. ООН успешно справилась с взятой на себя ответственностью за управление страной в переходный период, сохранение мирной обстановки на всей ее территории, установление контроля за проведением свободных выборов и выводом иностранных войск из Намибии и Анголы. Но вместе с тем в Либерии, Сомали, Руанде и других конфликтных зонах ООН воочию продемонстрировала свое бессилие. Особенно наглядно это проявилось тогда, когда мировое сообщество в течение нескольких лет, по сути дела, безучастно наблюдало кровавые события в бывшей Югославии.
В рассматриваемом контексте следует учесть также следующий момент — ООН может более или менее эффективно действовать лишь тогда, когда руководство берут на себя великие державы. Если между последними нет согласия, всякое мероприятие, как правило, терпит фиаско. Более того, три раза за послевоенный период крупные военные акции, санкционированные ООН, осуществлялись не под ее командой, а под командой Соединенных Штатов: в Корее (1950-1953 гг.), Ираке (1990-1991гг.) и Сомали (1992-1993 гг.). Эти случаи могут служить прецедентом для формирования системы, в которой ООН санкционирует военные акции, проводимые под командованием какого-либо одного государства или группы государств.
Операция «Буря в пустыне», пожалуй, была высшей точкой усилий ООН по обеспечению коллективной безопасности в период после окончания холодной войны. Точно так же, как действия ООН по Корее в 1950 г. были возможны только в силу отсутствия советского представителя при решающем голосовании, так действия ООН в Персидском заливе стали возможны благодаря настроенности Советского Союза к сотрудничеству по данному вопросу. При создающемся ныне раскладе геополитических сил весьма трудно прогнозировать ситуацию, когда бы все или большинство великих держав стали действовать единым фронтом. События в бывшей Югославии, особенно в Боснии, неспособность великих держав в течение длительного времени придти к единому мнению по комплексу вопросов, связанных с достижением и сохранением мира в этом регионе, как раз свидетельствуют об обратном.
По существующим данным, в период с 1948 по 1991 гг. было проведено 23 операции ООН по поддержанию мира. С 1992г. Совет Безопасности санкционировал проведение еще 10 аналогичных операций. В настоящее время проводится 17 таких операций, в которых задействовано 70 тыс. военнослужащих ООН. У Генерального секретаря в распоряжении танки, грузовики, спутниковая связь, т.е. такие силы и средства, которым могли позавидовали бы многие главы государств. Сегодня службы ООН способны развернуть в любом уголке земного шара лагерь в 50тыс. палаток или накормить 1 млн беженцев в какой-либо африканской или азиатской стране. Ее продовольственная программа в состоянии поддержать жизнь населения целых государств.
Но тем не менее все это неизмеримо мало по сравнению с объемами и масштабами проблем, которые данная международная организация должна решать. Одной из главных причин, ограничивающих деятельность ООН в этой сфере, являются финансовые трудности. Так, на 31 июня 1994 г. она имела задолженность в размере 2,5 млрд долл. Симптоматично, что расходы на проведение операций по поддержанию мира и оказание гуманитарной помощи в чрезвычайных ситуациях составляют всего около 4,1 млрд долл. США, т.е. равны сумме, которая в бюджете города Нью-Йорк выделяется на содержание департаментов полиции и пожарной охраны.
7.3. Изменение места и роли национального государства
Центростремительные тенденции и процессы регионализации и глобализации сказываются на роли и функциях как отдельно взятых государств, так и международной политической системы в целом. Совсем недавно, лишь несколько десятилетий назад, политика, и внутренняя, и внешняя, рассматривалась исключительно как функция национального государства. В сфере международных отношений отдельно взятые государства для реализации своих национальных интересов вступали во взаимоотношения друг с другом. Именно совокупность индивидуальных государств и составляла мировое сообщество.
Каждое государство (независимо от того, действовало оно в одиночку или в коалиции с другими государствами) самостоятельно решало проблемы своей обороны и безопасности. Показательными в этом смысле являются Великобритания, которая на протяжении всего ХIХ в. гордилась своей политикой «блестящей изоляции», и США, которые вплоть до второй мировой войны отвергали «обязывающие союзы» с другими государствами.
Иное положение сложилось или во всяком случае складывается сейчас, когда весь мир становится единым комплексом, части которого тесно связаны друг с другом. Важное значение приобретает то, что межгосударственная система дополняется некой раздвоенной системой, в которой, как писали Б.Бади и П.Бирнбаум, «логика развития государства сосуществует с логикой растущей автономизации (субгосударственных.- К.Г.) субъектов».
Усложнение процесса принятия решений лишило правительства возможности гибко и быстро реагировать на возникающие перед обществом проблемы. В кризисных, чрезвычайных обстоятельствах, требующих быстрой и действенной реакции, управленческо-бюрократический аппарат особенно демонстрирует поразительную беспомощность. Государству, обремененному собственной бюрократией и оказавшемуся как бы в точке пересечения глубоких изменений, охвативших разные сферы и уровни общественной жизни, становится все труднее интегрировать и реализовывать различные, порой конфликтующие между собой интересы.
Это во многом определяется тем, что способность политических деятелей и организаций, правительств и государств контролировать события, принимать и реализовывать решения зависит не только от их возможностей и прерогатив внутри собственных стран, как это было в прошлом, но и от их способностей учитывать положение во внешнем мире и воздействовать на него.
Немаловажное значение в данном контексте имеет то, что разнообразие, переплетение, децентрализованный характер множества проблем, возникающих в различных центрах и точках пересечения государственных и негосударственных акторов, часто не позволяет решать их традиционными официальными методами (переговорами о заключении договоров, установлением или разрывом дипломатических отношений и т.д.), используемыми преимущественно официальными государственными инстанциями и структурами.
Выявление проблемы зачастую зависит от решений, принимаемых (или не принимаемых) множеством людей независимо друг от друга. Например, желаемый рост производительности в той или иной отрасли экономики зависит от действий множества потребителей и производителей; достижение приемлемых темпов роста населения — от поведения миллионов родителей; состояние окружающей среды — от решений, принимаемых огромным числом производителей, и т.д.
Очевидно, что в рассматриваемом аспекте все более значительную роль приобретают действия и решения, принимаемые далеко за пределами национально-государственных границ, другими правительствами или разного рода международными организациями. Так, на эффективность реализации государством своих прерогатив и полномочий сильное влияние оказывает все расширяющаяся сфера деятельности транснациональных корпораций и других транснациональных акторов в лице региональных и всемирных межправительственных и неправительственных организаций и институтов. Такие вопросы, как снижение или повышение цен на нефть и газ, кофе и молоко и т.д., решаются не правительством какой-либо отдельно взятой страны, а на уровне ОЭСР, ОПЕК, ЕС и других международных организаций. То же самое можно сказать и о проблемах, связанных с обеспечением рынков для производимых и экспортируемых товаров, с условиями получения кредитов, привлечения инвестиций, с передачей технологий и т.д. Трудности, с которыми сталкивается правительство каждой отдельной страны, еще более усугубляются с выдвижением на передний план целого комплекса глобальных проблем, таких как охрана среды обитания человека, истощение невозобновляемых ресурсов, угроза термоядерной катастрофы и т.д.
Очевидно, что ключевую роль с данной точки зрения играют широкомасштабные сдвиги в сфере экономики. В этой связи профессор Нью-Йоркского университета Р.Кокс обратил внимание на тот факт, что наметившийся в конце 60 — начале 70-х годов кризис системы государственного вмешательства в ретроспективе можно рассматривать как результат перехода от интернациональной экономики к глобальной. В интернациональной экономике государства сохраняли за собой значительную долю контроля над своими экономиками и могли регулировать отношения с внешней мировой экономикой. Бреттон-Вудские институты рассматривались как средство достижения сотрудничества между государствами в деле осуществления этой регулирующей функции. В формирующейся глобальной экономике эта автономная роль государств значительно сократилась. В общем и целом за государствами осталась роль приспособления национальных экономик к динамике нерегулируемой глобальной экономики.
Благодаря прогрессирующему размыванию границ между национальными экономиками проблемы, ранее считавшиеся исключительно внутриполитическими, все больше приобретают международно-политический характер. Имеет место беспрецедентное взаимопроникновение внутренней и внешней политики. Причем такое взаимопроникновение наблюдается во всех важнейших сферах жизни общества. Как отмечал американский экономист У.Р.Смайзер, «финансовый мир больше не проводит границу между внутренней и внешней экономической политикой. Обе они проникают друг в друга и формируют друг друга по мере того, как глобальные рынки переносят последствия внутренней политики любой страны также на экономики других стран».
Политические, да и не только политические отношения, пересекающие государственные границы, приобрели и продолжают приобретать настолько большое значение, что идея об исключительной юрисдикции того или иного государства над определенной территорией де-факто оказывается все менее соответствующей реальному положению. С одной стороны, становится все труднее утверждать, что именно является сферой компетенции внутренней, а что — внешней политики. С другой стороны, растет значимость внутриполитических последствий внешней политики и внешнеполитических последствий внутренней политики.
Данная проблема требует особого внимания из-за ставшего очевидным факта, что внутриполитические вопросы включают в себя неотъемлемый международный компонент. Результатом этого является то, что общепринятые нормы, обычаи и практика политического управления становятся уже недостаточными для того, чтобы правительства сами могли решать проблемы. Их способность адаптироваться к изменениям снизилась из-за недостаточности ресурсов для разрешения всех возникающих перед обществом проблем, а также вследствие растущей зависимости государства от состояния дел за рубежом и сотрудничества с иностранными акторами. Эффективность государства сокращается в результате роста значимости разного рода подгрупп и готовности последних отстаивать свои интересы.
В силу того, что масштабы самостоятельности и возможностей государства уменьшаются, сложность и динамизм окружающих условий каждого из них интенсифицируются. Соответственно для них становится все более трудным поиск поддержки и сотрудничества за рубежом. Причем каждое новое доказательство сокращения масштабов, легитимности и эффективности подталкивает субнациональных и транснациональных акторов игнорировать общепринятые рамки власти и авторитета и выдвигать собственные кодексы поведения.
Все меньше остается сфер, где правительство могло бы принять чисто внутристрановые решения, не оказав то или иное влияние на внутреннюю политику других стран. Темпы технологических изменений, особенно в сфере информатики и телекоммуникаций, способствуют ускорению этого процесса. Новые проблемы, связанные с суверенитетом национальных экономик, создают становящийся все более актуальным свободный поток информации. Национальные правительства оказываются неспособными эффективно контролировать расширяющиеся информационные отрасли индустрии в форме многонациональных конгломератов. Система спутниковой связи также может создать подобные проблемы для национального контроля над потоком информации.
В итоге, если раньше внешнюю политику можно было осуществлять в относительной изоляции от внутренней политики, то теперь все труднее провести между ними более или менее четкую линию разграничения. Обосновывая такую точку зрения, Дж.Розенау привел такой факт. В один и тот же год Совет по международным отношениям (организация, занимающаяся исключительно международными проблемами) счел необходимым организовать группу изучения внутренних основ внешней политики США, а Центр по изучению демократических институтов (организация, всецело приверженная делу улучшения институтов и практики осуществления внутренней политики) решил организовать конференцию по проблемам международной политики.
Небезынтересен тот факт, что в настоящее время в Вашингтоне функционируют лоббистские бюро около 40 иностранных корпораций. Действуют также два вашингтонских лобби — Ассоциация иностранных инвесторов в Америке и Ассоциация иностранных инвесторов в недвижимое имущество, которые специализируются по вопросам представительства зарубежных финансовых интересов в политических структурах США. В данной связи показательно, что политика в области энергии многими специалистами и государственными деятелями рассматривается как «моральный эквивалент войны».
Все эти процессы и тенденции способствовали определенному сокращению роли отдельно взятых государств как акторов международной политики. В современном мировом сообществе выделяются как минимум три комплекса отношений: государств с государствами, государств с корпорациями и международными организациями, а также корпораций с корпорациями. Можно сказать, что международная система, в которой в качестве основной единицы действия выступало суверенное национальное государство, претерпела глубокие изменения.
Существует даже мнение, согласно которому государство, которое традиционно являлось главным или даже единственным субъектом политики в сфере международных отношений, в наши дни уже не представляет собой самодостаточное политическое или экономическое образование, а служит лишь фрагментом, частью более широкого образования — всемирной политической системы, мировой экономики, мирового сообщества. С этой точки зрения немаловажное значение имеет хотя бы тот выше отмечавшийся факт, что во многих случаях акторами мирового политического процесса наряду с государствами являются транснациональные организации и силы, которые действуют и функционируют независимо от государств. Возрастание их роли подрывает национальные приверженности.
Последнее, помимо всего прочего, связано еще с тем, что суверенитет государств ослабляется не только в результате расширения прерогатив наднациональных, надгосударственных акторов, но и усиления регионов. Снижение эффективности национальных правительств интенсифицировало тенденции к децентрализации и ослабило властные иерархии в силу наметившегося сокращения масштабов правительственной власти и компетенций. Это в свою очередь способствовало образованию своеобразного вакуума, который, с одной стороны, облегчил появление на общественно-политической арене новых негосударственных акторов, а с другой стороны, усилил роль и значимость субгосударственных подразделений. Другими словами, рост интернационализации и взаимозависимости сопровождается одновременной фрагментацией на субнациональные единицы внутри отдельно взятых стран.
Происходит транснационализация важнейших экономических, социальных, экологических, политических и иных проблем. Разворачиваются процессы, в ходе которых международные отношения, осуществляемые правительствами государств, дополняются отношениями между частными лицами, группами и обществами, что не может не иметь далеко идущих последствий для положения в мире. Изменения, стимулированные технологическими нововведениями и поддерживаемые постоянными успехами в коммуникациях и транспорте, вывели на политическую арену новые ассоциации и организации, усилия которых, направленные на задействование внешних ресурсов или взаимодействие с себе подобными за рубежом, расширили и интенсифицировали динамику международных проблем.
На основе этой инфраструктуры за последние десятилетия произошли дальнейшее расширение и углубление экономического, экологического, политического, культурного и иного взаимодействия народов, стран и регионов земного шара. Мы являемся свидетелями все большего открытия границ между странами, увеличения их прозрачности, что в конечном итоге может иметь далеко идущие последствия для демографической карты индустриально развитых стран, где неуклонно растет численность (абсолютная и относительная) представителей некоренного населения.
Дальнейшее распространение информационных и телекоммуникационных технологий приводит к существенному изменению международного политического ландшафта. Политические лидеры или группировки получают возможность прямо апеллировать к общественности других стран. Это в свою очередь создает условия для формирования в беспрецедентных масштабах транснациональных аудиторий.
Именно в этом контексте во многих странах высказывается озабоченность, связанная с желанием сохранить национальные культурные ценности и культурную идентичность. Поэтому неудивительно, что правительства многих стран уже разработали разного рода меры, направленные на защиту национальных традиций, культуры, языков и т.д.
Все эти процессы дали повод Дж.Розенау говорить о «двух мирах мировой политики»: одном, состоящем из суверенных национальных государств, и другом, состоящем из негосударственных организаций, объединений, корпораций и т.д. По словам Розенау, в создавшейся ситуации сами понятия «международная политика» и «международные отношения» выглядят устаревшими перед очевидными тенденциями, при которых растущее число взаимодействий, составляющих мировую политику, осуществляется без прямого вовлечения государств или наций. Он предлагал заменить эти понятия другим, призванным адекватно отразить новые структуры и процессы. Наиболее приемлемым, по его мнению, было бы понятие «постмеждународная» политика, по аналогии с такими понятиями, как «постиндустриальное», «постсоциалистическое», «постидеологическое» общество или «постмарксизм», «постмодернизм» и т.д.
7.4. Транснациональный мир или сообщество суверенных стран?
Противоречие между возрастающей экономической и политической взаимозависимостью стран и народов, с одной стороны, и сохранением за национальным государством суверенитета и соответственно роли активного субъекта международных отношений, с другой — все больше обостряется.
Каков же путь разрешения данного противоречия? Ответ на этот вопрос не столь прост и однозначен, как представляется с первого взгляда. Но ясно одно, что роль государства и как главного субъекта политической власти, и как основного носителя монополии на легитимное насилие, и как важнейшего субъекта международных отношений с соответствующими модификациями в обозримой перспективе не только не ослабнет, но в некоторых аспектах усилится.
Одной из главных сущностных характеристик современного государства является суверенитет, т.е. принцип, согласно которому конечная, высшая власть на подвластной государству территории и над населением, проживающим на этой территории, принадлежит государству и только государству. Альтернатива суверенитету — мир, в котором нет конечной, высшей власти в пределах данной территории, либо мир, в котором отсутствуют сколько-нибудь четко очерченные государственные границы.
Очевидно, что отдельно взятые государства в совокупности составляют мировое сообщество, но каждое из них имеет лишь ограниченное влияние на его действия и должно, исходя из собственных возможностей, приспосабливаться к логике конкурентной борьбы на международной арене. Здесь нельзя упускать из виду тот факт, что оборотной стороной усиления интернационализации и взаимозависимости стран и народов является усиление конкуренции и трений между ними в экономической и иных сферах. Например, при перенесении по той или иной причине предприятий, производящих те или иные товары, на новую территорию, а тем более в другую страну, служащие, оставшиеся на прежнем месте функционирования предприятия, теряют работу. В результате возникают проблемы, которые рыночные механизмы сами по себе не могут решать без вмешательства государства. В этом смысле можно согласиться с Я.Накасоне и его коллегами, по мнению которых «по мере углубления взаимозависимости между государствами, а также по мере расширения трансконтинентальной экономической деятельности роль правительств в урегулировании различных разногласий не снижается, а скорее возрастает».
Государства ищут приемлемый баланс между растущей экономической взаимозависимостью и достижением национальных целей в международной экономике. А это предполагает растущую политическую координацию крупных индустриальных держав. Как отмечал американский экономист Э.Кэпстайн, государство сохраняет за собой заметную роль перед лицом могущественных международных экономических сил.
Государства реагировали на экономическую глобализацию посредством расширения международного сотрудничества. Но ирония состоит в том, что это сотрудничество базируется на принципе сохранения твердого контроля в руках того государства, на территории которого действуют фирмы. В противном случае фирмам на основе международных соглашений не разрешают действовать за пределами своих национальных границ. Это особенно четко видно в банковской системе, где глобализация достигла беспрецедентно высокого уровня. Международное сотрудничество между центральными банками зиждется на соглашениях о многонациональном или наднациональном сотрудничестве, но при сохранении материнской страной контрольных функций, т.е. ответственность за регулирование деятельности национальных финансовых институтов возлагается на государство.
Иначе говоря, интернационализация и глобализация вовсе не приводят к полному отчуждению национальных банков от своих государств. Более того, в некоторых аспектах влияние государства даже несколько усиливается. Сейчас крупные государства способны оказывать существенное влияние на динамику финансовых рынков путем, например, открытия или закрытия доступа к своим финансовым рынкам.
Контроль материнской страны заставляет государства взять на себя ответственность за реализацию тех стандартов регулирования, которые приняты в данной стране или на международных форумах. При отсутствии наднационального центрального банка или иного регулирующего органа, обладающего полномочиями вводить в действие принятые решения, только государственные органы могут наказать банки за противоправное поведение и заставить их соблюдать внутристрановые и международные нормы. При отсутствии гарантий соблюдения этих норм национальным банкам будет закрыт доступ в другие страны. Как отмечал вышеупомянутый Э.Кэпстайн, «международное сотрудничество, базирующееся на признании контроля страны пребывания, представляет собой политическую структуру, созданную государствами для обеспечения глобальной финансовой системы рамками, в которых она может действовать».
В рассматриваемом контексте особо важное значение имеет тот факт, что большинство транснациональных акторов, не обладающих суверенитетом, за исключением военных блоков, не располагают официально признанными легитимными инструментами насилия. У них нет территории, нуждающейся в защите, поскольку границы, отделяющие их от окружающей среды, носят абстрактный характер и зависят от экономической деятельности и социальных связей. Но тем не менее их нельзя недооценивать.
Верно, что они ослабляют власть государства и поэтому, как считают многие авторы, наносят еще один удар силовой политике. Но в равной степени верно и то, что, избегая контроля со стороны государства, эти неизбранные народом, анонимные и зачастую наднациональные или вненациональные акторы не несут ответственности за свои действия перед обществом и простыми гражданами. При определенных условиях они способны выйти из-под контроля, проигнорировать правила подотчетности и законности и тем самым превратиться в мощную анонимную власть, подчинившую себе общество и рядовых граждан. При таком положении может создаться ситуация, при которой чуть ли не единственной инстанцией, к которой может обратиться рядовой гражданин, останется национальное государство.
Одними из самых трудноразрешимых в международной политике являются вопросы об использовании силы, о законности и правомерности ее использования для разрешения конфликтов, в том числе и вооруженных, в отдельных странах и регионах. Немаловажное значение имеет все более четко проявляющаяся тенденция к определенному пересмотру положения статьи 2 (7) Устава ООН, не допускающей вмешательства во внутренние дела государств, за исключением тех случаев, когда события внутри государства угрожают международному миру и безопасности.
Путем расширения толкования угроз международному миру и безопасности предпринимаются попытки пересмотра критериев вмешательства во внутренние дела того или иного государства. Особую значимость приобретает так называемое «право на вмешательство», согласно которому одно государство (или группа государств) вправе вмешиваться во внутренние дела другого государства в силу нарушения им прав своих граждан, бессилия его властей остановить начавшуюся гражданскую войну и т.д.
Интерес представляет то, что в отличие от Лиги наций, которая была построена на идее примата прав наций на самоопределение, Совет Европы, созданный в 1949 г., руководствуется принципом, согласно которому защита прав человека является делом всего мирового сообщества. В Уставе ООН вообще нет упоминания о «национальных меньшинствах». Этот же принцип зафиксирован в документах СБСЕ/ОБСЕ. Так, в Декларации стран — членов этой организации, принятой на встрече глав государств и правительств в Хельсинки в июле 1992 г., провозглашено, что выполнение обязательств по гуманитарным вопросам «не является исключительно внутренним делом государств».
Сама эта концепция возникла в результате проведения в процессе деколонизации искусственных государственных границ, разделяющих племена и народы. Первоначально она была предложена Францией и после одобрения ООН реализована ею вместе с Англией и США в виде оказания гуманитарной помощи курдскому населению Ирака. За последнее время «право на вмешательство» не раз с одобрения международного сообщества использовалось великими державами в различных регионах земного шара.
Даже такие крупные международные конфликты, как вьетнамская и афганская войны, были развязаны соответственно США и СССР, которые негласно руководствовались этим принципом. Он же имплицитно содержался в «доктрине Рейгана», которая исходила из постулата, согласно которому военное вмешательство во внутренние дела другого государства, даже с целью свержения существующего там правительства, оправдано, если это позволяет блокировать коммунистические силы и содействовать утверждению более демократических процессов.
Данный принцип лежал также в основе «доктрины Брежнева», которая, по сути дела, исходила из фактического признания за советским руководством права вмешиваться во внутренние дела любого социалистического государства, если те или иные его действия рассматривались как противоречащие интересам социалистического содружества, а точнее Советского Союза.
В этой связи следовало бы вспомнить также печально известный опыт США в Ливане. Администрация Рейгана, убежденная в безусловной значимости политической воли, вмешалась во внутренний конфликт Ливана, использовав вооруженные силы. При этом не были взяты в расчет интересы Сирии. Авантюра закончилась унизительным выводом войск через 17 месяцев после ее начала. Или, например, в Южной Азии любое крупное американское мероприятие невозможно осуществить без учета интересов и возможной реакции Индии. Эту реальность американцы воочию осознали еще в 1971 г., когда разразился бангладешский кризис и администрация Р.Никсона приказала авианосцу «Энтерпрайз» войти в Бенгальский залив. Решительный протест Индии убедил многих американцев в том, что это страна превращается в серьезную региональную державу.
Война в Персидском заливе и особенно распад Советского Союза и Югославии оказали огромное влияние на дискуссии по данному вопросу во всем мире. Наибольшую актуальность он приобретает в свете все более обостряющейся проблемы оказания гуманитарной помощи, а также вооруженного вмешательства в некоторые регионы Азии и Африки, охваченные голодом и непрекращающимися гражданскими войнами.
Одним из трудноразрешимых в данном контексте является вопрос о согласии властей страны-объекта вмешательства на проведение акций ООН, других международных организаций, отдельных стран или группы стран. Так, в Судане международные организации по оказанию гуманитарной помощи практически достигли соглашений как с правительственными учреждениями, так и с руководителями восставших. Однако в Сомали никакого соглашения достигнуть не удалось по причине либо сопротивления правительства усилиям международного сообщества по оказанию такой помощи, либо из-за отсутствия какой бы то ни было эффективной политической власти.
Указанные выше обстоятельства заставили поднять вопрос относительно того, имеет ли международное сообщество право вмешательства во внутренние дела других государств при наличии и отсутствии согласия соответствующего правительства. Вполне сознавая, что такое правило противоречит общепринятому международному принципу национального суверенитета, тогдашний Генеральный секретарь ООН Х.Перес де Куэльяр в своем выступлении в университете Бордо в 1991 г. призывал международные сообщества юристов помочь разработать «новую концепцию, которая соединила бы право и мораль».
Развивая дальше эту установку, следующий Генеральный секретарь ООН Б.Бутрос Гали утверждал: «Уважение к фундаментальному суверенитету и целостности (государства.-К.Г.) имеет решающее значение для любого общего международного прогресса». Тем не менее, говорил он, «время абсолютного и исключительного суверенитета… прошло». Поэтому необходимо найти «баланс между потребностями доброго международного правления и требованиями все более взаимозависимого мира».
Очевидно, что такая постановка вопроса противоречит как вестфальским, так и ялтинским и ООНовским принципам послевоенного разделения мира и невмешательства стран во внутренние дела друг друга. Но все же это не может служить основанием для характерной многим исследователям и наблюдателям склонности к упрощенному и одностороннему толкованию процессов транснационализации, глобализации и усиления взаимозависимости стран и народов. Эти процессы нельзя оценивать как показатель готовности людей отказаться от своих национальных идентичностей в пользу приверженности наднациональным или интернациональным организациям, как показатель движения в направлении неоглядного и абсолютного политического интернационализма и универсализма.
Наблюдающееся в последние годы возрождение национализма, трайбализма, религиозного и культурного фундаментализма и т.д. может стать предзнаменованием того, что процесс переоценки пределов власти национального государства, а также перераспределения и разделения национального суверенитета достиг своего пика.
Но как бы то ни было нужно признать, что титаническая борьба народов в первой и второй мировых войнах способствовала осознанию того, что необходимы радикальное изменение и перестройка структуры и процесса управления международным сообществом с тем, чтобы поставить вне закона наиболее крайние и бесчеловечные формы насилия при решении международных споров. Это осознание приобретало все более четкие очертания по мере усиления взаимосвязанности и взаимозависимости стран и народов. По сути дела, возникла необходимость коренной ревизии основополагающих принципов и постулатов Вестфальской системы, в особенности принципов «анархизма» и абсолютного суверенитета.
Прежде всего под сомнение была поставлена концепция, центральный тезис которой гласил, что международное право представляет собой свод правил и норм, установленных всецело и исключительно между государствами. Так, в хартиях Нюрнбергского и Токийского трибуналов над военными преступниками, во Всеобщей декларации прав человека 1948 г., в Соглашении о гражданских и политических правах 1966 г. и Европейской конвенции по правам человека 1950 г. отдельные лица и группы были признаны субъектами международного права.
Подверглась ревизии доктрина, согласно которой международное право имеет своим объектом исключительно политико-стратегические проблемы. Пришло осознание того, что международное право призвано регулировать и разрешать экономические и социальные проблемы, а также проблемы охраны окружающей среды. В связи с беспрецедентным увеличением числа новых акторов мировой политики появились предложения о расширении компетенций международного права.
Из всего сказанного совершенно очевидно, что на протяжении всей второй половины ХХ в. международная политическая система подвергалась существенной трансформации. Хотя при всех необходимых здесь оговорках независимые национальные государства и остаются главными (или во всяком случае одними из главных) акторами международной политики, масштабы и формы конфликтов между странами и народами, споры и проблемы, которые структурируют отношения между государствами, цели, преследуемые государствами, и ресурсы, используемые для реализации этих целей, изменились или находятся в процессе изменения.
Формируется новая парадигма, служащая мировоззренческим выражением глубинных процессов, происходящих в современном мире. Эта парадигма, начавшая формироваться в 70-80-х годах, получила более или менее четко обозначившиеся очертания (особенно в ее геополитической части) с распадом Советского Союза, окончания холодной войны и биполярного миропорядка.
Изменения, связанные с развитием технологий, способствуют модификации параметров национального суверенитета. Но эти изменения не отменяют роли силы ни внутри отдельно взятых стран, ни на международной арене. Они ведут к модификации распределения мощи между государствами, создают новые формы экономического взаимодействия между странами, оставляя рычаги управления экономической системой в руках национального государства. Их следствием является изменение отношений между правительственными и неправительственными акторами, но при этом базовая власть, в том числе и монополия на легитимное насилие, остается в руках государства.
Поднимая новые и ставя по-новому традиционные проблемы, эти изменения способствуют значительному осложнению международной политики, отнюдь не меняя ее основополагающие принципы. В частности, фундаментальными элементами международной системы остаются независимые государства, каждое из которых ревниво защищает свою независимость, стремится сохранить свободу действия в конкурентной борьбе с другими государствами и привержено максимизации национального благосостояния и влияния. Каждая страна старается разработать собственное понимание нового мирового порядка, найти свое место во взаимозависимой структуре мирового сообщества.
Международные организации отличаются от государств по множеству основополагающих параметров. Так, за редкими исключениями они не обладают собственными источниками финансирования, не обладают собственной единой валютой, лишены территориальной основы и поэтому не в состоянии осуществлять самостоятельный контроль над природными ресурсами планеты. Они не имеют единого гражданства. Что особенно важно, международные организации не вправе создавать и содержать собственные вооруженные силы.
В этом плане монополия на легитимное насилие сохраняется за государствами, за исключением тех случаев, когда по взаимному согласию они делегируют такую власть для выполнения специальных, строго оговоренных операций той или иной международной организации, например ООН. Со всех этих точек зрения их нельзя считать самостоятельными действующими лицами или субъектами мировой политики, способными принимать и осуществлять сколько-нибудь масштабные решения. ООН была задумана и в течение всего периода своего существования действовала как ассоциация государств, призванная обеспечить условия для реализации интересов своих членов.
Очевидно, что роль, которую международные организации играют в современном мире, производна от роли входящих в них государств. Они создаются и существуют по воле государств и способны более или менее эффективно функционировать, поскольку этого хотят сами создавшие их государства. Как правило, в подавляющем большинстве случаев решения этих организаций принимаются на основе принципа единогласия. Принцип равного суверенитета ООН резервирует за каждым государством как равноправным членом международного сообщества право не признавать любые решения, которые они не поддерживают.
Нельзя забывать, что ООН создана на инфраструктуре системы государств и не внесла сколько-нибудь радикальных изменений в ключевые характеристики этой системы. Фактически Хартия ООН, предусматривая усиление роли великих держав, способствовала дальнейшей легитимизации их претензий на руководство в международных делах. Верно, что все более усиливающееся вовлечение государств в региональные и глобальные сети способствовало изменению их прерогатив. В связи с интенсификацией региональных взаимосвязей и распространением глобальных отношений возникают вопросы относительно способности государств эффективно справляться с требованиями, предъявляемыми им транснациональными силами, с одной стороны, и подотчетности государств тем, на кого их действия оказывают влияние, с другой стороны.
Но это отнюдь не означает, что международные организации не способны играть (они-таки играют) важную роль в обеспечении международной безопасности, предотвращении войны, сохранении и поддержании мира, оказании помощи развивающимся странам и решении множества других вопросов, представляющих интерес для всего мирового сообщества.
Разумеется, в современном мире множество проблем и спорных вопросов, возникающих между двумя государствами, решаются путем переговоров непосредственно представителей этих государств. Но все большее значение приобретает коллективная дипломатия, дипломатия конференций, которая становится характерной особенностью деятельности ООН, да и других международных организаций. Очевидно, что по мере интенсификации процессов интернационализации и взаимозависимости значение дипломатии конференций будет возрастать.
Однако нет никаких серьезных оснований утверждать, что народы и государства уступят свою независимость и право самим решать свои проблемы какой-то абстрактной наднациональной, надгосударственной бюрократии. Поэтому на поставленный в заглавии 7.4 вопрос можно было бы ответить так: мы находимся на пути, ведущему в дальней перспективе к транснациональному миру, в котором государства и народы сохранят за собой существенную роль, прерогативы и функции.