Иран и Центральная Азия

Иран рассматривает отношения с республиками Центральной Азии как насущную необходимость, обусловленную декларируемой руководством страны задачей укрепления своих позиций в новом геополитическом ареале. В условиях сохранения элементов изоляции в1990-е гг., в первую очередь со стороны США, ИРИ демонстрировал стремление усилить свое экономическое, политическое, культурное присутствие в регионе Центральной Азии. Данные устремления, по-прежнему, основываются на трезвой оценке выгодности своего географического расположения, относительно стабильной внутриполитической обстановки. Иран рассматривает свое благоприятное геополитическое и географическое положение как связующее звено между Центральной Азией и странами Ближнего Востока, Турцией, Европой. Именно в этом контексте Тегеран выстраивал свои отношения со странами региона.^*

Одной из главных задач Тегерана являлось обеспечение безопасности своих северных границ. Причем эта задача трактуется как необходимость обеспечения и поддержания стабильности и безопасности в самих центральноазиатских государствах. Для Ирана выстраивание отношений с

^* См.: Варнавский Д. Иран и государства Центральной Азии: генезис, состояние и перспективы сотрудничества // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2008. № 2. С. 145-151; Джонстон У. Культурная политика Ирана в республиках

Центральной Азии и Южного Кавказа после 1991 г. // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2007. № 4. С. 126-139; Месамед В. Иран: 10 лет в постсоветской Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2002. № 1. С.

30-40; Месамед В. Ирано-туркменские отношения в эпоху перемен // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2007. № 4. С. 140-151; Место и роль Ирана в регионе. – Москва: ИВ РАН, 2007. – 220 с.; Мехди С. Интересы Ирана в Центральной Азии в свете «концепции устойчивого развития» // Каспийский регион: политика, экономика, культура (Астрахань). 2004. № 1. Санаи М. Взаимоотношения Ирана и стран Центральной Азии. – Алматы, 1997; Юлдашева Г.И. США, Иран и новые республики Центральной Азии // США и Канада (Москва). 2000. № 11. С. 95–102; Юлдашева Г.И. Центральная Азия в системе внешнеполитических приоритетов Ирана // Востоковедение. (Ташкент). 2004. № 1. С. 17 – 24; Efegil E., Stone L.A. Iran’s Interests in Central Asia // Central Asian Survey. 2001. Vol.20. No. 3, pp. 353-365; Herzig E. Iran and the Former Soviet South. – London: RIIS, 1995. – IX+60 pp.; Herzig E. Iran and Central Asia // Central Asian Security. The New International Context. Eds. by Allison R., Jonson L. – London, Washington: RIIA/Brooking Institution Press, 2001, pp. 171-198; Herzig E. Regionalism, Iran and Central Asia // International Affairs (London). 2004 May. Vol. 80. No 3, pp.503-517; Katzman K., Nichol J. Iran: Relations with Key

Central Asian States. – Washington, DC: Congressional Research Service Report for Congress, 1998; Niazi H. Security and Stability in Central Asia: Iran’s View // Problems of Regional Security, Political and Economic Development of Central Asian Region in Context of Kazakhstan’s Interests. – Almaty: Kaziss/OCSE/FES, 2003, pp.85-89.

государствами региона было важно в рамках общей политики выхода из международной изоляции. Центральная Азия рассматривалась как возможная основа для нормализации отношений с ЕС и государствами Юго-Восточной Азии. Стремление Ирана как можно быстрее выйти из международной изоляции изложено в программном выступлении президента ИРИ М. Хаттами на специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН в декабре 1997 г.

Стержневым фактором политики Ирана на центральноазиатском направлении являлась каспийская проблема. Сохранение доступа к каспийским ресурсам Тегеран стремится использовать как участие в каспийских делах для усиления своего политического влияния в регионе, с перспективой его применения в качестве одной из козырных карт в большой геополитической игре. Составной частью реализации внешней политики Ирана было его стремление максимально извлечь выгоду из своего геостратегического положения в качестве наиболее удобного маршрута транспортировки нефти и газа.

Стратегия Ирана в регионе строилась по следующей схеме: завершение строительства разветвленной сети внутренних транспортных коммуникаций, в частности, трубопроводов, которые бы соединили север страны с терминалами на побережье Персидского залива, а также трубопроводов, соединяющих страны Центральной Азии с коммуникационной сетью в Иране; строительство железной дороги Мешхед-Бандар-Аббас, которая сократила бы на 900 км расстояние от Центральной Азии до Персидского залива; скорейшее развитие экономической инфраструктуры провинций и свободных экономических зон страны. Через свободную экономическую зону Чабахар, расположенную на юго-востоке Ирана, пролегает самый короткий путь в страны Центральной Азии.

Тегеран постоянно в 1990-е годы усиливал давление на своих соседей, подтверждая свою приверженность принципу раздела Каспия на пять равных частей — по 20% каждому государству. Официальные иранские власти заявляли, что проблему правового режима Каспийского моря прибрежные государства должны решать только путем консенсуса, и Иран не допустит ущемления своих национальных интересов.

Дипломатические отношения между Республикой Казахстан и Исламской Республикой Иран были установлены 29 января 1992 г. Иран занимает особе место во внешней политике РК. Оба государства являются соседями на Каспийском море и участвуют в течение многих лет в переговорах по правовому статусу Каспия. Иран представляет собой также ближайший выход для Казахстана к морским портам. Таким образом, на отношения РК с Ираном влияли, прежде всего, такие факторы как каспийский и транспортный. С другой стороны, в начале 1990-х гг. существовали сильные опасения, что Тегеран попытается экспортировать идеи исламской революции в центральноазиатский регион.

Первый официальный визит Президента Н.Назарбаева в ИРИ состоялся в конце октября – начале ноября 1992 г. В ходе визита были подписаны Декларация о взаимопонимании и сотрудничестве между РК и ИРИ и ряд соглашений, заложившие основу для сотрудничества в политической и экономической областях. Для координации сотрудничества в экономической сфере была создана межправительственная комиссия, начавшая работу в октябре 1993 г. Казахстан и Иран поставили цель развивать взаимодействие между своими предприятиями и фирмами, организовать судоходную линию для перевозки пассажиров и грузов на Каспийском море, установить автомобильное сообщение, совместно участвовать в строительстве Трансазиатской железной дороги.

Эти цели были подтверждены во время визита президента А.Х.Рафсанджани в Казахстан в октябре 1993 г. Механизм экономического сотрудничества заработал после визита казахстанского премьер-министра С.Терещенко во главе представительной делегации деловых кругов РК. В мае 1996 г. состоялся второй визит Н.Назарбаева в ИРИ, который ознаменовал начало нового этапа в казахстанско-иранских отношениях. В ходе визита была достигнута договоренность о поставках казахстанской нефти в иранские порты на Каспии по методу замещения. Стороны также договорились в принципе о целесообразности строительства трубопровода из Западного Казахстана на север Ирана и далее к Персидскому заливу. В это же время произошло соединение трансазиатской магистрали, означавшее установление прямого железнодорожного сообщения между двумя странами.

К началу нового века Казахстан и Иран подписали более 40 документов, охватывающих все сферы торгово-экономического сотрудничества и транспорта. Казахстанский лидер поддерживал тесные отношения и с новым руководством ИРИ. В мае 1998 г. в рамках саммита ОЭС в Алматы он провел переговоры с новым президентом ИРИ М.Хатами. Основными темами переговоров была проблема делимитации Каспийского моря, выбора маршрутов трубопроводов, мирное урегулирование в Таджикистане и Афганистане.

Товарооборот между двумя странами рос в течение всех девяностых лет и достиг к 1998 г. 160 млн. долл. (в 1995 г. – 60 млн. долл.). В 1998 г. наметились сдвиги в позиции Ирана по каспийской проблеме: Тегеран принял концепцию раздела Каспия и его ресурсов между прибрежными государствами, хотя ранее выступал против раздела шельфа. В 1999 г. состоялся третий визит казахстанского президента в Иран, который не привел к прорыву по каспийскому вопросу, но придал новую динамику двустороннему сотрудничеству по правовым вопросам и совместной борьбе с наркотиками.^[1] В апреле 2002 г. М.Хатами вновь посетил Казахстан в рамках своих визитов в страны Центральной Азии в условиях изменившейся после проведения антитеррористической операции в Афганистане геополитической ситуации в регионе.

Таким образом, каспийская проблема является одной из сложнейших для иранской дипломатии. С одной стороны, в течение многих лет Тегеран упорно отстаивал свою бескомпромиссную позицию на переговорах по правовому статусу Каспия. Но с другой стороны, после падения Ирака и нарастания американской угрозы Иран был вынужден идти на компромисс с Россией и другими участниками переговорного процесса. Таким образом, сейчас происходит вынужденный пересмотр всей прежней позиции ИРИ по Каспию. Проблема осложняется тем фактом, что на Каспии пересекаются интересы не только Ирана и России, но и кавказских и центральноазиатских государств, а также США и Евросоюза.

Каспийский регион — важнейший узел между Севером и Югом, Россией и Персидским заливом. Он находится в центре стратегического «энергетического эллипса», являющегося источником снабжения нефтью и газом рынков Европы и ЮВА. США нацеливают свои усилия на военно-политическую переориентацию стран Каспийского региона, рассматривая их в качестве объекта «геополитического манипулирования», а не как равноправных партнеров. В связи с этим Соединенными Штатами предпринимаются постоянные попытки установить контроль над основными транспортными и энергетическими объектами в районе Каспия. Иранская политика на каспийском направлении за последние годы напоминает синусоиду: Тегеран первоначально ужесточил свою позицию, а затем смягчил ее – как на переговорах в двустороннем формате, так и в многостороннем.

В целом, находясь под давлением нарастающей угрозы со стороны США после второй войны в Ираке и нуждаясь в стратегическом партнерстве с Россией, Иран начал демонстрировать признаки изменения своей позиции. Принципиально новым в иранской позиции стало заявление иранского представителя, что Тегеран готов рассмотреть выделение ему не сектора, а пятой части ресурсов Каспия. Такое заявление подразумевало участие ИРИ практически во всех каспийских проектах. Подобные высказывания вызвали как минимум недоумение некоторых стран, как умышленно затягивающие переговорный процесс.

Другой формой выхода из дипломатического тупика для Ирана стали двусторонние консультации с руководством стран региона. Особые надежды в сложившейся ситуации Иран возлагал на Туркмению — единственное государство, до сих пор до конца не определившееся со своей позицией в этой области. Именно на каспийскую проблематику был сделан упор во время состоявшегося 10-11 марта 2003 г. визита президента Туркменистана С. Ниязова. В ходе встреч руководства ИРИ с туркменским лидером иранцы пытались получить реальную поддержку Ашхабада на будущих каспийских встречах. При этом Тегеран даже пошел на уступки в вопросе объема поставок туркменского газа в Иран. Но в то же время двусторонние консультации между Ираном и Азербайджаном в июле завершились ничем. По-видимому, в отношениях с Баку Тегеран учитывал степень «американизации» партнера. На консультациях в Москве в июле 2003 г. иранская сторона вновь под давлением парламентской оппозиции заняла непреклонную позицию «отстаивания национальных интересов».

С 2003 г. Иран был чрезвычайно обеспокоен положением в регионе. Он фактически был окружен проамерикански настроенными странами либо государствами, где расположены американские войска или базы. В 2005 г. в Иране был выбран новый светский лидер – М.Ахманиджад. Как и при правлении реформаторов, новый президент намерен отдавать приоритет региональному подходу в международных отношениях. Наряду со странами исламского мира он имел в виду прикаспийские государства и республики Центральной Азии. В отношениях с государствами ЦА можно было наблюдать определенные изменения, связанные с тем, что Иран приобрел статус наблюдателя в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС.

В своей внешней политике новое правительство стало активно использовать преимущество своего членства в ШОС в качестве страны-наблюдателя (принят 5 июля 2005 г.). Антиамериканизм Ирана, видимо, наряду с его нефтегазовыми запасами, сыграл определенную роль в таком решении ШОС. Не исключено, что Китай и Россия в 2005 г. были готовы использовать антиамериканскую позицию нового правительства Ирана с целью противостояния активному проникновению США в Центральную Азию. Россия и Китай как члены ШОС приложили немало усилий к тому, чтобы «иранское досье» не было передано в СБ ООН. Однако отсутствие со стороны Ирана взвешенных решений по преодолению кризиса в отношениях с США и, главное, резкие заявления президента страны, осложнили ситуацию в деле сотрудничества ШОС с Ираном.

Для Тегерана в 2003-007 гг. сложилась непростая ситуация, при дальнейшем развитии которой и в случае неблагоприятного для иранского руководства стечения обстоятельств, он может вообще остаться в стороне при распределении каспийских ресурсов. Сложность положения для ИРИ заключается в том, что, продолжая придерживаться 20-процентного требования, иранцы сами себя загнали в дипломатический тупик. Стало очевидным, что четверка других прикаспийских стран не согласится с выделением Тегерану требуемой доли. Максимальная доля, на которую может рассчитывать Иран, составит 16-17% при благоприятном для ИРИ повороте переговорного процесса.

В комплексе отношений с государствами Центральноазиатского региона несколько особняком можно рассматривать связи Ирана с Туркменистаном, во многом диктуемые экономической и политической целесообразностью. Ни одну, ни другую сторону не интересовали внутренние коллизии партнера, а их международная изоляция еще более усиливала взаимное тяготение. Приход к власти в Иране консервативного крыла духовенства и усиление изоляционистских тенденций во внешней политике Туркмении укрепили прочный уровень добрососедства между Тегераном и Ашхабадом.

С Ираном у Туркменистана сложились традиционно добрососедские отношения, которые касались в основном вопросов экономического и энергетического сотрудничества. Были подписаны соглашения на поставку туркменского газа и электроэнергии южному соседу. Впервые свои энергосистемы Туркменистан и Иран соединили в конце 1990-х годов, когда совместно построили линию электропередачи Балканабад-АлиАбад. В марте 2003 г. был подписан Меморандум о сотрудничестве в топливно-энергетическом секторе, включающем программы взаимодействия в области нефтегазового комплекса и электроэнергетики. Важнейшим пунктом одной из программ является реализация контракта на поставку туркменской электроэнергии сроком на 10 лет. По завершении всех этапов этой программы годовой экспорт электроэнергии в Иран составил бы 140 млн. долларов.

До последнего времени Тегеран и Ашхабад занимали близкие (по крайней мере, оба отвергали предлагавшийся РФ и РК принцип деления) позиции по статусу Каспийского моря, но начиная с 2004 г. позиция Туркменистана стала эволюционировать в сторону других стран СНГ.

Иран традиционно поддерживает тесные отношения с Таджикистаном, исходя из концепции родства двух народов. Они касаются в первую очередь культурных связей и оказания Тегераном гуманитарной помощи. В сентябре 2004 г. Душанбе посетил президент Ирана

М.Хатами и подписал с Рахмоновым меморандум, в соответствии с которым Тегерану был обещан контрольный пакет в строящейся Сангтудинской ГЭС-1 на реке Вахш. Это был самый крупный экономический проект между двумя странами. Но он вызвал недовольство и противодействие России.

Несмотря на известный тезис бывшего президента М.Хатами о том, что Иран и Азербайджан — два государства одного народа, заметное в последние годы развитие американо-азербайджанского диалога сопровождалось стагнацией или даже снижением уровня взаимодействия между Баку и Тегераном. Предполагаемая интеграция Азербайджана в НАТО вынуждала его защищать интересы Запада в нефтяной сфере, что неминуемо входило в противоречие с позицией Ирана по добыче нефти в Каспийском регионе.

Двусторонние отношения осложнились в апреле 2006 г. в связи с проходившим в Баку 2-м Всемирным конгрессом азербайджанцев. Тегеран настойчиво потребовал от Баку извинений и объяснений по поводу того, что на указанном конгрессе ряд азербайджанцев открыто требовал «борьбы за независимость Южного Азербайджана». В мае 2006 г. в Иране в течение трех недель продолжались выступления этнических азербайджанцев, что также наложило негативный отпечаток на отношения между Баку и Тегераном.

Переход власти в Иране к консерваторам существенно не изменил ирано-кавказский диалог. Раздражающим Иран фактором по-прежнему оставалось желание кавказских государств строить систему региональной безопасности с привлечением внерегиональных партнеров. В частности, это сказывалось на отношениях с Арменией — самой близкой к Ирану в политическом плане страной данного региона. Усиление прозападных тенденций в политической жизни Грузии было способно также затормозить развитие связей между Тегераном и Тбилиси, однако они удерживались на приемлемом для обеих стран уровне, ибо имели для ИРИ стратегический характер.

Как вполне справедливо замечает Казанцев, на политику ни одного другого внерегионального игрока в Центральной Азии столь сильное негативное влияние не оказывают внешние для региона события и соображения, как на Иран. Ни для одного другого государства не просматривается также такой огромный разрыв между его реальными действиями в Центральной Азии и их восприятием со стороны международного сообщества (прежде всего, Запада). Иран подозревали в стремлении «экспортировать» в этот регион идеи исламской революции и создать, таким образом, зону своего влияния. Основной целью «турецко-тюркского» проекта для Центральной Азии было как раз не допустить реализации этой «угрозы».^[2]

Этот автор задается вопросом: до какой степени были оправданы все эти страхи, и до какой степени разумной была соответствующая центральноазиатская политика США и Запада в целом? ИРИ отнюдь не стремится везде действовать в стиле идеологического конфликта. Подход, предпочитающий мирный диалог и сотрудничество, всегда занимал достаточно серьезное место в центральноазиатской политике Ирана. В этом плане ИРИ, в противоположность доминирующему восприятию Запада, чаще выступала в качестве стабилизирующего фактора в этом регионе, чем дестабилизирующего. При анализе истоков иранской политики в Центральной Азии, автор обращается к истории. Он отмечает, что граница между иранским и арабским миром, которые характеризуются очень высокой степенью взаимной неприязни, является главной, отделяющей западно-исламский (арабо-язычный) и восточно-исламский (ирано-, тюрко-, урдуязычный мир). Именно этот восточно-исламский мир, испытавший очень серьезное влияние персидской культуры, персы воспринимают как «свой».

Описанный комплекс идей сказался на формулировке «иранского проекта» для Центральной Азии. ИРИ видит этот регион как часть восточно-исламского мира, который пронизан историческим влиянием персидской культуры. При этом Центральная Азия является наиболее близкой к Ирану частью «восточно-исламского мира», по сравнению с другими его частями (Афганистаном, Пакистаном, Турцией). Культурно-географические представления Ирана о восточно-исламском мире сказались и в проекте ЭКО, включающем Иран, Турцию, Пакистан, Афганистан, Азербайджан и пять центральноазиатских стран. Благодаря своим огромным нефтегазовым ресурсам и несомненным экономическим успехам Иран претендует на лидерство в ЭКО. Наконец, Иран является ближайшим соседом Центральной Азии. Именно он контролирует кратчайшие пути из этого региона в Европу и к Индийскому океану. В этом плане, перспективы роста сотрудничества ИРИ с Центральной Азией огромны. Затем автор переходит к анализу тех ограничений, которые не дали им реализоваться.

Важнейшим из них оказалась политика США по превращению ИРИ в «государство-изгой», связанная с идеологическим противостоянием на Ближнем Востоке. Однако существуют и серьезные ограничения в реализации «иранского проекта» собственно в Центральной Азии. Иран и страны рассматриваемого региона характеризуются значительными культурными различиями. Большинство коренного населения всех центральноазиатских стран, кроме персо-язычного Таджикистана, говорят на тюркских языках. Восточно-иранский мир давно вступил в этом регионе в синтез с тюркской номадической культурой. Общее равнодушие или враждебность тюркских народов к Ирану имеют глубокие исторические корни. Русификация и советская модернизация привели к существенным различиям между населением Центральной Азии и Ирана.

С политической точки зрения иранская модель экономической, политической и официальной жизни обладает весьма малой притягательностью для светских элит Центральной Азии. «Умеренная» позиция Ирана по отношению к Центральной Азии также объясняется его стремлением взаимодействовать с Россией. В экономике Центральной Азии Иран занимает довольно скромное место. В целом, заключает этот исследователь, Иран, несмотря на большой и пока нереализованный потенциал развития отношений, никак не является ключевым центральноазиатским игроком. Его роль в регионе была высокой, прежде всего, в том смысле, что анти-иранские мотивы играли очень важную роль в политике США в Центральной Азии.

Подводя итог, можно сказать, что для России и стран Центральной Азии ослабление Ирана или его крушение в качестве региональной силы имело бы прямые (и весьма серьезные) военно-стратегические, экономические и геополитические последствия.

[1] Казакстан-Иран катынастары (1991-1999 жж) // Казахстан в системе международных отношений. – Алматы, 2001. С. 135-138; Малеки К. Казахстанско-иранские отношения в документах 1992-1998 // Аму-Дарья. 1999. № 3. С.196-197.

[2] Казанцев А.А. «Большая игра» с неизвестными правилами: мировая политика и Центральная Азия. — Москва: Наследие Евразии, 2008. – С. 207-214.