Внутренние и внешние проблемы Узбекистана

Узбекистан является уникальной страной центральноазиатского региона. Это единственная республика, которая граничит со всеми остальными государствами Центральной Азии. На территории всех без исключения соседей РУ, включая Афганистан, проживают крупные общины этнических узбеков. Эти факторы не могли не повлиять на характер внешней политики Ташкента и его отношений с соседями, который носят, безусловно, специфический характер.

Отношение внешнего мира к Узбекистану сразу же после распада СССР формировалось в благоприятных условиях. Для Запада Узбекистан казался своего рода «центральноазиатской Украиной» — страной, располагающей относительно крупным демографическим и экономическим потенциалом, чтобы противостоять восстановлению Россией своих позиций в ЦА.

Для (мусульманского) Востока Узбекистан был наследником и хранителем тысячелетних традиций, связанных с блистательным исламским прошлым региона, обладателем таких мусульманских святынь как Бухара и Самарканд. В Узбекистане видели также вторую по численности тюркскую страну в мире. Для (азиатского) Востока Узбекистан представлял собой густо населенную страну с сохранившимися традициями культуры и этики упорного и методичного труда, т.е. своего рода центральноазиатским аналогом восточноазиатских «тигров» (новых индустриальных государств). Предполагалось, что при создании благоприятного инвестиционного климата и импорта соответствующих технологий Узбекистан повторит путь стран АТР и ЮВА.

Однако, всем этим надеждам не суждено было сбыться; Узбекистан доказал, что действительно остается самым настоящим постсоветским государством со всеми вытекающими из этого факта последствиями. В экономике был сделан упор на формирование модели государственного капитализма, которая вскоре эволюционировала в экономику кланового типа.

Во внутренней политике сложился режим личной власти президента И.Каримова. Основатель современного узбекского государства в свое время пришел к власти с согласия Москвы, но на фоне национально-демократических настроений, свойственных всем национальным республикам СССР в эпоху перестройки. Уже к 1994 г. И.Каримов полностью очистил политическое поле от светской оппозиции. Но на смену демократам позднесоветской волны пришла оппозиция исламского характера, которая впервые открыто заявила о себе в феврале 1999 г., совершив неудачное покушение на И.Каримова. С этого времени исламская оппозиция, которую власти официально называют «ваххабитами», становится самым непреклонным противником режима. Период 2002-05 гг. характеризуется постоянными терактами, нападениями на посольства западных государств, участников антитеррористической коалиции.

Конец 1990-х и начало 2000-х гг. – это время бурных социальных волнений в Узбекистане, вызванных серьезными проблемами в экономике, крушением экономических реформ, низким уровнем жизни населения, постоянным вмешательством государства в экономическую жизнь, непоследовательной валютно-финансовой политикой Ташкента. Апофеозом социального напряжения и роста влияния исламского подполья стала кровавая драма в Андижане в мае 2005 г. Жесткое подавление восстания привело к резкому ухудшению отношений Ташкента с Западом.

Во внешней политике И.Каримов взял на вооружение принцип постоянного раскачивания между различными центрами силы. Сближение с Западом, которое обычно длилось 2-3 года, сменялось охлаждением отношений, сближением с Россией и возвращением в интеграционные структуры СНГ. На протяжении своей современной истории Ташкент последовательно портил или серьезно охлаждал отношения со всеми соседями по региону, партнерами и потенциальными союзниками: Турцией, Ираном, всеми республиками ЦА, Россией, США и Евросоюзом, а также международными финансовыми институтами, ОБСЕ и НАТО. Возможно, единственным исключением из этого ряда были отношения РУ с КНР, хотя и они видели моменты падения и охлаждения.

Однако, следует отдать должное проводимому И.Каримовым последовательному внешнеполитическому курсу, который заключался в том, чтобы при любых условиях сохранить свободу от любой формы внешней зависимости и самостоятельность Ташкента в принятии решений, даже если возникала непосредственная угроза безопасности и стабильности страны, как это имело место в сложные 1999-2001 гг.^[1]

Узбекская экономическая модель

Узбекская модель экономического развития, сложившаяся в начале 1990-х гг., опиралась на государственные субсидии для поддержки промышленного производства и материальную помощь в социальной сфере. После 1996 г. экономическая система начала постепенно разрушаться под давлением собственных субсидий и управленческих решений. Экономика Узбекистана во второй половине 1990-х гг. продолжала выживать исключительно за счет валютных поступлений от экспорта товаров, в первую очередь хлопка и золота, приносивших в совокупности ежегодно около 3 млрд. долларов США. Этой суммы было достаточно, чтобы удерживать на плаву государственные предприятия и сохранять некоторые виды социального обеспечения. Но Узбекистан упускал «удобный момент» для серьезных политических и экономических реформ, а вероятность социальных потрясений в этой стране возрастает.

За прошедшее десятилетие после распада СССР в Узбекистане фактически сменилось три режима экономической политики: достраивание основ национальной экономики путем устранения структурных перекосов, унаследованных от советского прошлого (1992-1995); импортозамещение за счет централизованного перераспределения ресурсов, конфискуемых из аграрного сектора (1995-2000); относительная внутренняя либерализация экономики (2000-05 гг.). Во всех случаях власти достаточно легко переключали исполнительный аппарат с одного режима на другой. В общем плане способность быстро переформулировать цели и задачи экономической политики свидетельствовали о гибкости и мобильности узбекской бюрократии и высоком уровне исполнительской дисциплины.

Основные инвестиционные приоритеты Узбекистана определялись так называемой «программой второй индустриализации», проводимой в республике. Эта программа включала два основных направления в развитии инвестиционной деятельности. Первое направление — создание с помощью иностранного капитала предприятий, которые способствуют углубленной переработке минерально-сырьевых и сельскохозяйственных ресурсов. В

in the Twentieth Century. Political Development and the Evolution of Power. — New York: St. Martin’s Press, 1995. – 304 p.; Fierman W. Language Planning and National Bohr A. Uzbekistan: Politics and Foreign Policy. – London: RIIA, 1998. – X+70 pp.; Gleason G. Uzbekistan: From Statehood to Nationhood // Nations and Politics in the Soviet Successor States. Eds. by I. Bremmer and R. Taras. – Cambridge: Cambridge University Press, 1993, pp. 351-53.; Uzbekitsan: Country Profile. – Washington, DC: Department of State, 2004; Focus on Uzbekistan // Central Asian Survey (Oxford). 2007. Vol. 26. Issue 1.

первую очередь речь шла о развитии и технологической модернизации горнорудной и нефтедобывающей отраслей. На них приходилось 30-40 процентов зарубежных инвестиций.

Второе направление — обеспечение форсированного развития новых отраслей, выпускающих импорто-замещающую продукцию. Здесь приоритет отдавался созданию трудоемких видов производства, ориентированных на использование избыточных трудовых ресурсов страны. Такой был подход призван обеспечить приток иностранных капиталов в формирование промышленных комплексов с полным производственным циклом. Это позволит решить проблему занятости и не допустить превращение республики исключительно в поставщика сырья для индустриальных держав. В лидирующую тройку стран — экспортеров капиталов в Узбекистане входили Южная Корея (1 млрд. долл.), США (0,6 млрд. долл.) и Япония (0,5 млрд. долл.).

Узбекистан стал членом МВФ еще в 1992 году. В 1995 году МВФ предоставил республике два кредита: 144 млн. долларов для осуществления системных реформ и кредит «стэнд-бай» (предоставляется МВФ для согласованных с ним целей на год остро нуждающимся странам) в размере 185 млн. долларов на поддержку платежного баланса. В ноябре 1996 года выделение второго транша кредита «стэнд-бай» было приостановлено «в связи с невыполнением правительством республики согласованных условий сотрудничества».

В конце 1994 года правительство начало осуществление комплексной программы макроэкономической стабилизации и структурных реформ, поддержанной МВФ и Всемирным Банком. В 1996 году были значительно снижены темпы инфляции и возобновился экономический рост. Однако в этом же году положение резко изменилось из-за неурожая хлопка и оттоком капитала из страны. В начале 1997-го г. с целью развития импортозамещающей промышленности, пополнения золотовалютных резервов правительство ввело ограничения на импорт и конвертацию валюты. В результате выросла инфляция, сформировалась система множественных обменных курсов, в республике действовали тысячи нелегальных «обменных пунктов».

Чтобы защитить местный индустриальный сектор от внешней конкуренции, была ужесточена политика валютных и внешнеторговых ограничений. В республике произошел спад деловой активности. К середине 2000 г. по сравнению с 1996 г. объем золотовалютных резервов снизился вдвое, внешний долг вырос до 4,6 миллиарда долларов, увеличился отток капитала, который, по оценкам международных экспертов, ежегодно составлял уже порядка 600-700 миллионов долларов.

С 1996 г. после ужесточения валютного режима возникла тенденция к дезинтеграции Узбекистана из экономических связей центральноазиатского региона. Объем торговли Узбекистана со странами Центральной Азии сократился за период 1995-2002 гг. примерно в 2 раза. Основная причина сокращения торговли Узбекистана со странами региона коренилась в политике импортозамещающего развития экономики с упором на административные методы регулирования. Это вызывало экономические и политические трения с соседними странами.

Начиная с 2002 г. резко увеличилась западная помощь Узбекистану. В 2003 г. правительство РУ начало, хотя и непоследовательно, осуществлять либерализацию в финансово-валютной сфере. Наметились некоторые позитивные сдвиги в производстве, привлечении инвестиций, сельском хозяйстве. В то же время, небольшие тенденции к улучшению внутриэкономической ситуации сопровождались объективным ухудшением социального положения населения, ростом цен, неоправданными командными мерами в торговой сфере, что привело к резкому росту социального недовольства. Непреодолимым тормозом на пути реформаторской программы И.Каримова стала коррупция и неспособность созданного им аппарата осуществлять намеченные им реформы.

В Узбекистане рост капиталовложений был восстановлен в 1995 г. и с тех пор идет по нарастающей. В 1995-2000 гг. здесь наблюдалось не только увеличение массы инвестиций, но и норма накопления основного капитала оставалась по региональным меркам сравнительно высокой, достигая в отдельные годы 35%. Следует отметить, что реформаторская программа И.Каримова и его команды молодых технократов, сформированная на этапе либерализации экономики, пыталась использовать позитивный потенциал, которым располагал Узбекистан несмотря на целый ряд стратегических ошибок, допущенных при формировании нынешней системы государственного капитализма в первой половине 1990-х гг. Было уменьшено долговое бремя – с 4,9 млрд. долларов в конце 2000 г. до 4,36 млрд. в 2002 г. Существенных результатов Узбекистан в 2003 г. также достиг в сельскохозяйственной сфере в уборке зерновых – около 6 миллионов тонн, что практически полностью удовлетворило внутренние запросы.

В начале июля 2003 г. правительство республики обнародовало план действий по обеспечению конвертируемости национальной валюты по текущим операциям. Он был разработан при содействии экспертов последней миссии МВФ. Цель плана: в ближайшие 2-3 месяца принять все меры, необходимые для признания РУ страной, соответствующей стандартам восьмой статьи устава МВФ.

В октябре 2003 г. Узбекистан подписал 8 статью устава МВФ и принял обязательства по обеспечению конвертации своей валюты. Данное событие стало главным итогом не только года, но и десятилетия. Ожидалось, что конвертация самым положительным образом скажется на состоянии экономики. В свое время эксперты МВФ просчитали два возможных сценария развития РУ на среднесрочную перспективу. Положение можно было изменить лишь кардинальными реформами. Учитывая важную роль, отводимую Узбекистану в реализации долгосрочных планов США в Центральной Азии, Ташкент серьезно рассчитывал на то, что международные доноры закроют глаза на отклонения фактической экономической политики от абстрактной схемы. Такое развитие событий было тем более вероятно, что главным донором Узбекистана являлась Япония. В отличие от бреттонвудских институтов, японская официальная помощь развитию нацелена на реальный, а не финансовый сектор и жестко не связана идеологией неоклассики. Опираясь на поддержку своего главного донора, Узбекистан имел неплохие шансы реализовать сценарий т.н. «декоративной либерализации».

Большие надежды в связи с интенсификацией экономического роста в конце 1990-х и начале 2000-х гг. Ташкент возлагал на развитие своей нефтегазовой промышленности и топливно-энергетического сектора. К 2003 г. в республике были разведаны запасы природного газа на 134 месторождениях, 53 из которых уже разрабатывались, и к промышленному освоению было подготовлено 48 месторождений. Из 29 разрабатываемых нефтегазовых месторождений 11 являлись конденсатными. Были подготовлены к разработке 63 месторождения газа, которые в своем составе также содержат конденсат. Величина прогнозных ресурсов нефти и газа оценивалась в денежном эквиваленте в сумму более 1 трлн. долл. В отрасли разработана «Генеральная схема развития нефтяной и газовой промышленности до 2010 года», в которой были взаимосвязаны вопросы геологии, производительности имеющегося или необходимого оборудования, возможности газотранспортной системы с потребностями Узбекистана.

Однако, запоздалый курс на финансовые и экономические реформы, который был начат в Узбекистане последние годы ХХ в., вызвал к жизни парадокс, заключающийся в том, что реформами и методами их проведения оказались недовольны как широкие слои населения, так и значительная часть экономической элиты.

Летом 1998 года президент страны Ислам Каримов заявил, что в 2000 году планируется ввести конвертируемость сума по текущим операциям и подписать соответствующую статью устава МВФ. Однако к названному сроку реформы осуществить не удалось. После событий 11 сентября 2001 г., присоединения РУ к антитеррористической коалиции и сближения с США правительство приняло специальный меморандум, адресованный МВФ, в котором пообещало ускорить рыночные реформы и обеспечить конвертацию по текущим международным операциям. Были повышены закупочные цены на хлопок и зерно, установлены более реальные тарифы на энергоносители, ужесточена денежно-кредитная политика и значительно уменьшена разница между официальным и «черным» обменными курсами. Тем не менее внешний долг страны увеличился до 62 процентов от ВВП, приток прямых иностранных инвестиций сократился вдвое.

В 2003-04 гг., несмотря на все утверждения руководства Узбекистана о стабильном экономическом росте, «крупных экономических достижениях в проведении реформирования» и официальные статистические данные, свидетельствовавшие об успешных макроэкономических показателях, основные экономические индикаторы говорили об ухудшении экономической ситуации в стране. Финансовая политика в рамках либерализации валютного рынка, носила в большей степени формальный характер. Выборочные ограничения на возможность конвертации являлись нарушением восьмой статьи устава МВФ, предусматривавшей конвертацию по текущим счетам без каких-либо ограничений. Правительство Узбекистана продемонстрировало нежелание конвертировать средства всем участникам рынка, продолжая прежнюю практику в тех или иных формах после либерализации 2003 г.

В докладе Всемирного Банка 2003 года отмечалось, что, несмотря на наметившийся экономический рост, Узбекистан по-прежнему оставался одним из наиболее экономически отсталых государств СНГ. Так, к примеру, ВВП снизился с 400 долларов на душу населения в 1998 г. до 300 долларов в 2002-2003 гг. За тот же период на 50 процентов снизился уровень заработной платы, а среднемесячная зарплата составляла 29 долларов. В докладе ВБ отмечается, что низкий уровень заработной платы в Узбекистане и задержки с ее выплатой (до 6 месяцев) вызваны продолжением политики государственного субсидирования и отказом от реструктуризации неплатежеспособных предприятий.

Ситуация в экономике в 2003 г. существенно усугубилась в результате низкого урожая хлопка — основной статьи валютных поступлений в страну (1,5 млрд. долларов США). В 2003 г. был собран самый низкий урожай хлопка за последние сорок лет – менее трех миллионов тонн (первоначально планировалось 3,75 млн. тонн, затем 3,6 млн.).

Кроме того, весьма негативно на развитие экономической ситуации в 2003 г. повлияло и введение в «целях защиты внутреннего рынка» 90% пошлины на ряд экспортируемых товаров широкого потребления (муку, сахар и т.д.). Итогом данной «торговой реформы» стало расширение теневого бизнеса, разорение отечественных производителей, лишенных рынков сырья и сбыта, а также увеличение неофициальных платежей представителям госструктур, надзирающих за торговой сферой и рост общей коррумпированности. Начало процесса частичной экономической либерализации спровоцировало ослабление режима в целом. Узбекистан столкнулся с проблемой отложенного потребительского спроса. Предоставленная возможность приобретать валюту вызвала ажиотажный спрос для удовлетворения потребностей населения.

В начале 2000-х гг. обострились проблемы в аграрном секторе республики. Относительная зерновая независимость в Узбекистане была достигнута за счет перераспределения посевных площадей. Решение двух таких важных вопросов, как самообеспечение продовольственным зерном и топливом было достигнуто без учета цены вопроса. Так рост производства зерна был произведен за счет сокращения площадей под хлопок, что привело к снижению валютных поступлений от экспорта хлопка. В результате экспортно-импортный баланс страны остался на прежнем уровне. Кроме того, экономическая эффективность производства зерна в условиях Узбекистана уступала эффективности производства хлопка в среднем в 3 раза.

В то же время, узбекское село, в условиях тотального изъятия прибавочного продукта теряло стимул к производству продукции и медленно деградирует. Если в 1993 году машинами убиралось 40% хлопка-сырца, то в 1997 году только 4%, а в 2002 году почти весь урожай в Фергане был убран вручную. Фактически, узбекское село стало основной жертвой экономической политики правительства. Именно здесь сосредоточился наиболее высокий потенциал социального протеста, направленного против государства и его политики. Немаловажно и то, что вследствие общего роста населения в Узбекистане постоянно увеличивается число именно сельских жителей.

В этот же период обострился индустриальный кризис. Ситуация в промышленности оставалась крайне тяжелой. В 2003 году в промышленности республики работало около 1600 средних и крупных производственных объединений и предприятий. Однако наличие столь значительного количества предприятий не означало, что все они работают в полную мощность. Среди крупных предприятий стабильно работал лишь Навоийский горно-обогатительный комбинат. Такие гиганты узбекской индустрии, как Ташкентское авиационное производственное объединение им. В.Чкалова, Чирчикский химзавод, Алмалыкский химический завод, Алмалыкский металлургический комбинат и многие другие были загружены в лучшем случае на одну треть.

Наблюдалось снижение, причем вопреки экономической эффективности и социальной целесообразности, доли промышленности в структуре ВВП: с 22,7 % в 1990 г. до 14,1 % в 2002 г. Предприятия многих отраслей, получивших высокий уровень развития в предыдущие годы — машиностроение и металлообработка, электротехническая, радиотехническая, электронная — прекратили или почти прекратили свое функционирование. Значительно снизился удельный вес другой индустриальной отрасли — строительства: с 10,7 % в 1990 г. до 4,9 % в 2002 г. Это означало, что экономика республики работала в значительной своей части на текущее потребление. Ресурсы, направленные на будущее развитие, имели ограниченный характер. Отрицательные последствия спада инвестиционной активности для экономики выразились и в том, что значительная часть производственного потенциала республики физически и морально устарела.

Экономика Узбекистана относилась к закрытому типу. Закрытость экономики являлась одним из основных факторов низкой экономической свободы. Основной мерой протекционизма в Узбекистане был валютный контроль. После псевдо-либерализаци 2002-03 гг. произошел перенос функций протекционизма с валютного контроля на повышение тарифов и монополизацию оптовой торговли. Этот период экономической жизни Узбекистана был насыщен шоками в виде закрытия оптовых вещевых базаров, границ с соседними странами, повышения импортных пошлин для «челноков».

При этом либерализация конвертации осталась далеко не завершенной. Частичная валютная либерализация и новые торговые ограничения не внесли оживления в сферу частного бизнеса, прежде всего малого и среднего, предприниматели не почувствовали значительного улучшения инвестиционного климата.

Таким образом, финансово-экономические реформы в Узбекистане в 2003-начале 2004 гг. столкнулись с большими трудностями объективного и субъективного характера. У правящей элиты Узбекистана возникли серьезные опасения того, что либерализация экономики может привести к серьезным социальным и политическим катаклизмам в Узбекистане. Возможности реального экономического реформирования Узбекистана тесно связаны с привлечением западной финансовой помощи. Между тем, сохранение административно-командных рычагов управления над экономикой, отсутствие реального реформирования, высокий уровень политических рисков, тотальная коррупция, ведет к низкой инвестиционной привлекательности узбекского рынка.

Реальные рыночные преобразования были несовместимы с сохранением политического статус-кво в Узбекистане. И.Каримов сделал ставку на сохранение тотального государственного контроля над экономикой, что неизбежно привело к пробуксовке начатых реформ и более того – вызвало сопротивление со стороны части экономической, региональной и политической элиты. Определенное воздействие оказывало и объективное отсутствие серьезного давления снизу со стороны широких слоев узбекского общества, которое не готово к радикальным экономическим и политическим переменам.^[2]

Рост социального недовольства и внутриполитический кризис

К началу нового века Узбекистан оказался охвачен глубоким социально-экономическим кризисом. Уровень жизни в стране остается достаточно низким. Средняя заработная плата составляет около 25 000 сумов, т.е. примерно 25 долларов США. При этом за последние годы цены практически на все виды товаров, продовольствие, услуги выросли в среднем в 2-4 раза.

Более 80% населения Узбекистана проживало к этому времени за чертой бедности, из них около 40% в состоянии крайней бедности (около 1 доллара США в месяц). В условиях катастрофического положения в экономике и массовой безработицы (уровень безработицы превышает 1,5 млн. человек) единственным выходом снятия определенной социальной напряженности являлась массовая трудовая миграция (более полутора миллиона человек с 1997 г.) в другие страны СНГ — главным образом, в Россию и Казахстан. Огромный отток населения из республики наблюдался из сельской местности, особенно среди наиболее активной части населения (мужчины до 45 лет). В отдельных районах Сурхандарьинской, Кашкадарьинской, Самаркандской областях в отдельные сезоны проживало около 30% трудоспособного населения, остальные находились на заработках в России, Казахстане и Южной Корее. Имела место и некоторая миграция из страны в приграничные районы Кыргызстана и Туркменистана.

Узбекские власти нарочито усугубляли социальную обстановку. Были отменены все льготы для врачей и педагогов. Такая ситуация вела к поголовной коррупции в школах и больницах. Начиная с 2003 г. отмечается повсеместное значительное увеличение массовых акций протеста. Пикеты, митинги и забастовки по тем или иным причинам были в 2002 году в Узбекистане обычным явлением, что стало одним из симптомов увеличения социальной напряженности. В целом, социально-экономическая политика Ташкента в эти годы была несостоятельной и вела к усилению, а не снижению социального недовольства.

События 16 февраля 1999 года (т.е. покушение на И.Каримова) привели к первой и второй волне массовых арестов. При любом удобном случае правоохранительные органы арестовывали именно мужское население в возрасте до пятидесяти лет. В такой ситуации наиболее активной и наиболее недовольной частью населения стали женщины. Практически все «базарные» бунты, которые постоянно проходили по стране в эти годы, были инициированы женщинами. Женщины перекрывали дороги, бастовали, обложившись канистрами бензина. Известны случаи самосожжения и джахидских взрывов.

Традиционно оппозиционную силу представляло в Узбекистане студенчество. Понимая это, власти пытались контролировать студенческие настроения, упреждая какие-либо проявления недовольства в этой среде.

Активная борьба властей с духовенством и верующими в целом не привела к подавлению или повиновению последнего. Его потенциал, особенно в Ферганской долине, позволял прогнозировать, что при появлении харизматического лидера 40% населения Узбекистана, сконцентрированные в регионе, поддержит его движение. К тому же высокий уровень безработицы, особенно среди молодежи, обостренные социальные отношения толкали население долины к поддержке религиозных экстремистов.

В такой непростой ситуации правящий режим опирался на милицию и службу национальной безопасности. И.Каримов продолжал сохранять все рычаги контроля, прежде всего при помощи многочисленного (более 1 млн. человек) силового аппарата (СНБ, МВД, армия и т.д.), над политической ситуацией в стране. Ресурсные возможности И.Каримова возросли в определенной степени, вследствие установления тесного военно-стратегического сотрудничества с США. Режим умело использовал весь арсенал средств, главным образом, устрашения. Не последнюю роль в этом играли и криминальные структуры, которые практически срослись с государством. Огромные полномочия даны были в республике органам внутренних дел

Ключевыми индикаторами складывающейся в это время сложной политической ситуации в Узбекистане выступали инициированные И. Каримовым в экстренном порядке ряд мероприятий внутриполитического характера, направленные с одной стороны на максимальное обеспечение личной безопасности — принятие Закона об «основных гарантиях деятельности Президента Республики Узбекистан». Одновременно данные мероприятия были направлены на подготовку условий и соответствующих механизмов для легитимной и контролируемой передачи власти (реформа законодательной и исполнительной власти, важные кадровые перестановки). В этой связи главными событиями стали:

В сфере законодательной власти в 2003 г. были приняты конституционные законы «О Сенате Олий Мажлиса Республики Узбекистан» и «О Законодательной палате Олий Мажлиса Республики Узбекистан», которые определили статус палат Олий Мажлиса, порядок их образования, полномочия и механизмы взаимодействия друг с другом и иными органами власти. В сфере исполнительной власти наиболее важным стало исключение из конституции пункта, согласно которому президент одновременно является председателем кабинета министров.

В целом, данные внутриполитические мероприятия, связанные с реформами законодательной и исполнительной ветвей власти и с назначением нового премьер-министра в Узбекистане свидетельствовали о ряде намерений долгосрочного характера со стороны президента И. Каримова. С одной стороны, создавались политические условия для легитимной и контролируемой передачи президентской власти со стороны И. Каримова своему потенциальному приемнику. Существующие механизмы передачи власти в политико-правовой системе Узбекистана ориентированы в реальности не на эффективную ее передачу, а скорее на обеспечение нелегитимности любых претензий на власть со стороны ближайшего окружения президента.

Но с другой стороны, в случае возникновения непредвиденных обстоятельств, к примеру, внезапной смерти президента, реальность применения данного акта была крайне мала и скорее служила провоцирующим моментом в борьбе за власть. Таким образом, посредством внесения конституционных изменений И. Каримов пытался избежать возникновения данной ситуации и создать необходимые условия для контролируемой передачи власти. В то же время, данные поправки и дополнения к Конституции по формированию новой системы сбалансированности властных структур были нацелены на создание максимальных условий личной безопасности И. Каримова в постпрезидентский период. Во-вторых, вследствие данных внутриполитических событий произошла резкая активизация различных заинтересованных политических сил в ближайшем президентском окружении, объединенных и выступающих в качестве клановых групп или автономно. Вопрос о преемнике И. Каримова постепенно выходил на центральное место в политической жизни Узбекистана. В целом можно было говорить о том, что в Узбекистане борьба за власть из латентного, вялотекущего состояния постепенно переходила в открытую активную фазу.

Однако любое заметное ослабление позиций И. Каримова содержало серьезный риск дестабилизации политической ситуации. Выстроенная в пирамидальной форме властная система, на вершине которой находится И. Каримов, объективно имела жесткие временные ограничения и несла в себе огромный деструктивный потенциал воздействия на общественно-политическую ситуацию в республике. Как известно, политическая элита Узбекистана или ближайшее окружение Президента могло быть охарактеризовано как «псевдомонолитное». В реальности можно было говорить о существовании нескольких основных центров влияния на президента, в отношениях которых между собой был скрыт значительный конфликтный потенциал. Построенные по принципу фаворитизма отношения внутри ближайшего окружения президента генерировали постоянное острое соперничество между этими группами. В этой связи, было совершенно очевидно и закономерно, что при любом серьезном ослаблении позиций «главного патрона», вызванном разными обстоятельствами, в том числе и болезнью, был закономерен всплеск указанного конфликтного потенциала, который и наблюдается сегодня.

Центральный вопрос о претенденте на пост нового президента выступил в качестве мощного катализатора не только усиления внутриэлитного, межкланового противоборства, но и центростремительного процесса в отдельных основных клановых группировках, тем самым, способствуя их окончательному становлению в качестве влиятельных политико-финансовых центров силы. Учитывая, что основу этих политико-финансовых группировок составляли так называемые региональные кланы, а это, прежде всего: ташкентский и самаркандский кланы, между которыми и происходило основное латентное противоборство за власть и влияние в стране. Именно представители этих двух клановых региональных групп занимали ключевые посты в политической и финансово-экономической системе власти в Узбекистане.^[3]

Кланово-региональная структура политического ландшафта Узбекистана

Важно отметить, что на формирование узбекских клановых региональных элитных групп оказывала влияние не только региональная принадлежность. Узбекские политико-финансовые группировки являлись более гибкими, чем строго территориальный клан, так как помимо региональной общности, действовали и другие важные факторы, такие как доступ к финансовым ресурсам, родственные связи, дружеские отношения и прочие моменты субъективного и объективные характера, а также другие обстоятельства. Исходя из этого, в ташкентскую и самаркандскую политико-финансовые группировки, могли входить и входят представители разных регионов и национальностей, что в значительной степени усиливало ресурсные возможности каждого клана.

При этом, надо отметить, что данный расклад являлся по многим причинам достаточно условным. Это обстоятельство объяснялось достаточно высокой внутри и межклановой мобильностью ее членов, а также наличием ряда других важных автономных игроков на политической арене

Узбекистана. То есть в реальности, политическая мозаика представляла более сложную композицию: существует несколько центров власти, в том числе и не входящие в клановые союзы и выступающие автономно. Однако было бы некорректным ограничивать рассмотрение основных субъектов политического процесса в Узбекистане исключительно анализом клановых региональных групп. В перспективе, под воздействием ряда факторов, не менее важное влияние на развитие ситуации как внутри, так и вокруг Узбекистана, могла оказать радикальная исламская оппозиция.

В целом, помимо собственно президента И. Каримова, играющего ключевую роль в Узбекистане, существенное влияние на развитие политической ситуации потенциально и реально оказывали следующие легитимные и неформальные политические субъекты: узбекские элитные клановые группировки; внеклановые политические силы; радикальная исламская оппозиция; внешние геополитические игроки.

В период второй половины 1990-х и начала 2000-х гг. в стране действовал относительно сильный Президент, который формально и фактически занял позицию равноудаленности от всех иных центров, и это положение позволяло ему жестко контролировать социальные процессы, происходящие в обществе. Однако, это была внешняя сторона. Реально ситуация выглядела несколько иначе. Действительно, президент находился во главе властной пирамиды и фактически (а в некоторых случая формально) руководил страной. Вместе с тем, существовали еще несколько центров силы, которые также имели реальную власть в стране. Формальное их подчинение руководителю страны не означало их относительной самостоятельности в принятии ряда важных, в том числе политических и кадровых решений.

Прежде всего, на тот момент необходимо было выделить два центра реально имеющих власть – группа З.Алматова (министр МВД) и группа Ш.Иноятова (председатель Службы национальной безопасности). Эти центры, помимо реальной силы, обладали и большими финансовыми ресурсами. Однако их взаимоотношения между собой и президентом носили сложный и противоречивый характер. Вместе с тем, во многом благодаря их усилиям в республике была создана атмосфера боязни и страха. С помощью этих структур полностью контролировались бизнес и финансовые потоки.

Клановая принадлежность в республике была размыта, а реальность значительно сложнее. Существовали интересы различных финансовых групп, которым покровительствуют эти так называемые кланы. Между ними находилась группа так называемых экономистов во главе с двумя совершенно разными по взглядам вице-премьерами, курирующими экономический блок в правительстве, Р.Азимовым и М.Усмановым. На более низкой ступени находились два «прозападника», которые пользовались относительной популярностью среди народа и кого считали наиболее достойными преемниками (из окружения) на пост президента – министр иностранных дел С.Сафаев и министр обороны К.Гулямов. Фактически они принадлежали к четвертому центру – условно говоря, к «неореформаторам». Политические партии и движения в республике не играли никакой роли. Нельзя было сбрасывать со счетов и региональную элиту, особенно в Ферганской долине.

Традиционно в постсоветский период, наиболее влиятельным центром силы, сосредоточившим мощные людские, финансовые и прочие ресурсы являлся самаркандский клан. Данная политико-финансовая группировка объединяла главным образом представителей самаркандского и бухарского регионов, занимающих сегодня ключевые посты в политической и финансово-экономической системе власти Узбекистана.

Безусловным лидером самаркандского клана с крепкими финансовыми и политическими позициями являлся И.Джурабеков. Вместе с тем, несмотря на серьезный финансово-политический потенциал, сам Джурабеков вряд ли мог, учитывая его возраст (1930 г.рож.), реально претендовать на пост Президента страны. Главным его протеже выступал глава МВД республики Закир Алматов.

Глава МВД обладал значительными политическими и финансовыми ресурсными возможностями. В Узбекистане из всех силовых структур, включая службу национальной безопасности (СНБ), министерство обороны и пр., МВД занимал прочное лидирующее по степени влияния и многочисленности место. Количество штатных милиционеров Узбекистана составляло свыше 100 тысяч человек (без внутренних войск) и около 40 тысяч из них находились в столице страны — Ташкенте. Кроме того, что наиболее важно, З.Алматов пользовался безусловным расположением самого И. Каримова, который заметно выделял его среди своего ближайшего окружения.

Среди представителей самаркандского клана, с явными президентскими амбициями можно было выделить Ш.Мирзиёева — премьер-министра Республики Узбекистан, который пользовался особым расположением И.Каримова и вовсе не исключал свои шансы на президентство. Таким образом, в самаркандском клане – как одном из наиболее могущественных и богатых кланов выделились явные фавориты, министр внутренних дел З.Алматов и премьер-министр Шавкат Мирзиёев, которые по ряду причин, являлись одними из наиболее сильных претендентов в президенты из ближайшего окружения Ислама Каримова.

В противовес самаркандской политико-финансовой группировке вокруг И.Каримова был сосредоточен другой ключевой узбекский клан

— ташкентский. Сила ташкентского клана заключалась не только в его геостратегическом факторе, но и в его гибкой политике подбора и расстановки кадров и при этом региональная и этническая принадлежность играли хоть и важную, но не единственную роль. В этой связи не случайно, что в разное время в ташкентский клан входили и входят как выходцы с ташкентского региона, так и с остальных регионов страны, прежде всего с джизакского и ферганских регионов, что в целом лишь усиливает позиции данной группировки.

По сравнению с самаркандским кланом, среди ташкентской группировки трудно определить одного явного неформального лидера. До определенного времени с явными претензиями на лидерство ташкентского клана выступал Т.Алимов — бывший советник по кадровым вопросам президента и руководитель контрольно-ревизионной инспекции администрации И. Каримова. В число доверенных лиц Т.Алимова входил руководитель СНБ Р.Иноятов, тесно связанный с ташкентским кланом. Глава СНБ считался главным силовым контраргументом в противоборстве с самаркандским соперником – главой МВД З.Алматовым. Одним из главных «козырей» главы СНБ являлась мощная база данных, в том числе компромат, на всех членов политико-финансовой элиты Узбекистана. Одним из принципиальных отличий «ташкентской» от «самаркандской» региональных элит являлась более четко выраженная фрагментация столичной группировки, как результат ее гибкой политики в подборе и расстановке кадров.

В начале 2003 года Каримов провел очередную кадровую чистку. Произошел уход со сцены И.Джурабекова и его сподвижников и приход новых людей, в том числе на место премьер-министра, что создало конфликтную обстановку. При этом произошло перераспределение не просто должностных мест, но и прибыли, получаемой от многих видов деятельности (в том числе от организованного наркобизнеса, который, как подозревали, контролировал Джурабеков). Характерно, что в 1999 г. взрывы прогремели также в тот момент, когда произошли большие кадровые перестановки и со своего поста ушел второй человек страны — И.Джурабеков.

В период независимого существования Узбекистана основная борьба за главные позиции в политической иерархии и контроль над наиболее прибыльными отраслями экономики велась между «самаркандцами» и «ташкентцами». Ферганский клан фактически отстранен от распределения власти на общенациональном уровне. Среди них нет политиков или чиновников общенационального масштаба. Однако потенциально «ферганцы» имели как минимум не меньшее значение для государства, поскольку выступали от лица почти трети населения страны (8 млн. человек), к тому же наиболее исламизированной и склонной к оппозиционности по отношению к подчеркнуто антиклерикальному режиму И. Каримова. Открытое пренебрежение их интересами могло вызвать серьезные негативные последствия для режима. Многие аналитики связывают Андижанский инцидент именно с попыткой ферганского клана проявить президенту свое недовольство.

За десятилетие независимости в Узбекистане выросло новое поколение молодых политиков, которые получили образование на Западе, и они рвались к власти. Амбициозную, молодую политическую элиту явно не устраивало положение Узбекистана, экономически отстающего от соседей. Нельзя исключать, что в это время произошел явный конфликт между молодым и старым поколениями политиков, оформленный как борьба кланов. Нельзя исключать, что молодых косвенно поддерживал президент Каримов.

В конце 2003 г. И. Каримов нарушил негласное правило уравновешивания двух ведущих кланов, когда назначил на пост премьер-министра представителя самаркандского клана – Ш.Мирзиеева. По традиции при президенте «самаркандце» вторую по значимости должность государства должен был занимать наиболее лояльный представитель ташкентского клана. Более того, продолжающееся усиление позиций Ш. Мирзиеёва делает его реальным кандидатом на место преемника

Однако в самом самаркандском клане подъем нового премьера привел к усилению внутренних противоречий. Фигура бывшего неформального лидера «самаркандцев» И.Джурабекова особо выделялась из числа отстраненных от власти. Долгое время он возглавлял аграрный сектор страны, занимал должность первого вице-премьера. Курируя хлопковые и частично кадровые вопросы, а также в силу своей длительной личной дружбы с И.Каримовым, он фактически выполнял функции «серого кардинала» узбекской политики. В январе 2004 г. И. Джурбаеков был отправлен в отставку с должности госсоветника по АПК по обвинениям в коррупции и самоуправстве. А в апреле 2005 г. (по непроверенным данным) он уехал из Узбекистана. От двух всплесков антиправительственной деятельности в 2004-05 гг. больше всех пострадало МВД, во главе которого стоял другой видный «самаркандец» З.Алматов.

Противовесом чрезмерному влиянию на него собственного самаркандского клана И. Каримов всегда видел приближенность к себе лидера ташкентского клана Т. Алимова. С 1991 по 2005 г. он занимал должность госсоветника президента по организационно-кадровой политике и был наиболее активным оппонентом И. Джурабекова. Однако в начале 2005 г. он был фактически отправлен в почетную отставку (руководителем «Интернационального культурного центра»). После ухода Т. Алимова право считаться лидером «ташкентцев», по всей вероятности, перешло к наиболее влиятельному из них главе СНБ Р. Иноятову.

Помимо собственно влиятельных территориально клановых структур существовали политические силы, формально возможно входившие в клановые структуры, но фактически действовавшие автономно. Так влиятельную политическую силу в стране представляли «нейтральный» бывший премьер-министр У.Султанов. Проработавший долгое время в России, он в известной степени был дистанцирован от кланов и негласно придерживается пророссийской ориентации. В случае форс-мажорного передела власти в Узбекистане, Султанов, по мнению аналитиков, мог рассчитывать на поддержку со стороны Москвы.

В последние годы И.Каримов начал делать ставку на молодых технократов с западным образованием в противовес прежним руководителям-хозяйственникам советской эпохи. Наиболее ярким представителем «новой технократической волны» являлся министр экономики и вице-премьер Р.Азимов, считавшийся одним из наиболее перспективных кандидатов в президенты. Что не маловажно, в условиях стратегического сближения с США, другими западными странами в начале 2000-х гг., Р.Азимов, получивший образование в США, обладал налаженными, хорошими связями с руководителями мировых финансовых и кредитных институтов.

В качестве вероятного преемника И.Каримова называли также министра иностранных дел страны С.Сафаева – второго мужа старшей дочери И.А. Каримова Гульнары. Сафаев мог тогда считаться наиболее реальным преемником И.А.Каримова, так как смог бы теоретически как член семьи, обеспечить гарантии безопасности для самого президента и его родственников. В период активной внутриполитической борьбы в республике в середине девяностых годов С.Сафаев находился за рубежом и, таким образом, практически не был связан ни с одним из узбекских кланов. Он устраивал практически все противоборствующие стороны внутри страны, а также Запад, где он долгое время работал и имел неплохие связи в политических кругах, и Россию, где имел целый ряд близких университетских друзейбизнесменов и госслужащих среднего звена, выходцев из Узбекистана.^[4] Фактор исламской оппозиции

В сложившейся ситуации наиболее сложным вопросом являлась расшифровка роли радикальной оппозиции и ее связь с осуществленными терактами. Официальный Ташкент однозначно настаивал на том, что за терактами стояли исламские экстремисты (т.н. ваххабиты) в лице Хизб-утТахрир. Однако анализ ситуации в Узбекистане не позволяет полностью согласиться с этой точкой зрения. Сложившуюся в это время ситуацию, связанную с проблемой распространения религиозно-политического экстремизма, можно было охарактеризовать как неоднозначную. С одной стороны, очевидно, что исламская радикальная оппозиция, учитывая ее значительно ослабленные ресурсы, потерю союзников-талибов в Афганистане, не располагала средствами, которые могли бы создать существенную угрозу режиму И. Каримова.

ИДУ, которое было почти уничтожено в сражении при Кундузе в северном Афганистане в декабре 2001 г., не организовывало никаких терактов в Узбекистане почти пять лет, и никаких нападений вообще в стране с 2001 г. Более вероятным кандидатом было бы Исламское Движение Туркестана (ИДТ), связанное с Аль-Каидой.

С другой стороны, слабость радикальных организаций и в целом исламской оппозиции носили временный характер, и ее инфрастуктура могла быстро восстановиться. Но проблема заключалась не столько в существовании радикальных исламских группировок, а в угрозе масштабного расширения их социальной базы. Кроме того, радикальными исламскими группировками могли гипотетически воспользоваться клановые группировки, интересы которых могут войти в острое противоречие с политикой правящего режима И. Каримова, особенно в вопросе о преемнике.

На территории соседних с Узбекистаном Жалал-Абадской и Ошской областей Киргизстана фактически были легализованы ячейки Хизб-утТахрир. При этом в них входили по преимуществу этнические узбеки. Попытки киргизской милиции просто закрыть ячейки Хизб-ут-Тахрир в Южной Киргизии встретили жесткий отпор неправительственных организаций и некоторых официальных западных структур.

Ответственность за теракты 2004 г. взяла на себя никому неизвестная «Группа Исламского Джихада» (ГИД), что само по себе являлось крайне подозрительным фактом. Неясна была также связь между ИДУ и новой организацией. Различные источники указывали на то, что ИДУ был реорганизовано в Исламское Движение Туркестана (ИДТ), но уже с более широкой целью – объединение всей Центральной Азии в т.н. халифат. Даже в период его расцвета ИДУ могло действовать только спорадически, когда позволяли сезонные условия. Его малочисленность, действия в изоляции и условиях сезонных ограничений позволяет сделать вывод, что ИДУ никогда не было серьезной угрозой для Ташкента.

По данным спецслужб США, России, Киргизии и некоторых других стран, ИДТ, созданное на базе Исламского движения Узбекистана, несмотря на существенные потери в ходе антитеррористической операции в Афганистане, все же сумело сохранить свое ядро. После гибели в 2002 году признанного командующего вооруженными формированиями ИДУ Джумы Намангани единственным лидером этой организации стал Т.Юлдашев. В настоящее время он руководит ИДТ вместе со своим первым заместителем Дильшодом Ходжиевым и командиром вооруженных формирований организации Улугбеком Холиковым.

Вооруженные отряды ИДТ в основном дислоцировались в неконтролируемых центральными властями районах Афганистана на юге и юго-востоке этой страны. Они сражались главным образом в составе отрядов талибов. С ними также тесно сотрудничали члены уйгурских сепаратистских организаций. В последующее время эти отряды численностью в 25–30 человек были переправлены в различные лагеря в горных районах Пакистана. Появление нескольких группировок ИДТ было зафиксировано в граничащей с Таджикистаном афганской провинции Бадахшан.

В первой половине 2000-х гг. действовал ряд неофициальных представительств ИДТ – «дафтаров», которые были расположены в Таджикистане, Афганистане, Иране, Пакистане и Турции. Лидеры организации восстанавливали связи со спонсорами из международных террористических организаций и своими сторонниками в других странах, в том числе и государствах Центральной Азии, осуществляли сбор денежных средств и вербовку новых боевиков, готовясь тем самым к возобновлению террористической деятельности. Имелись также сведения, что Юлдашев проводил переговоры с международными террористическими организациями и нелегальными структурами, занимавшимися торговлей оружием, о покупке нескольких переносных зенитных ракетных комплексов «Игла». Судя по всему, деятельность ИДТ и попытки проникновения его боевиков сдерживались в основном властями Северного Афганистана и силами международной коалиции.

Вероятный курс действий Ташкента могло иметь несколько скрытых последствий, из которых ни одно не было благоприятно Каримову. Если его режим усиливал репрессии против Хизб-ут-Тахрир, то усиливались ответные атаки. Это приводило к повторению порочного круга, когда атаки приводили к жестким облавам, пыткам и заключению членов Хизб-ут-Тахрир – акциям, которые вызывали международное осуждение Узбекистана.

В более широком масштабе, популярность таких групп как Хизб-ут-Тахрир, которые не использовали насилия, не сотрудничали с режимом, была широка и имела предпосылки к росту. В авторитарном Узбекистане не было умеренных сил, для многих Хизб-ут-Тахрир представлял единственное жизнеспособное средство для активности.

Масштабы репрессивной политики, проводившейся Ташкентом в отношении «ваххабитов» после 1999 г. и особенно после 2001 г., не позволяли говорить о существовании организованного подполья, несмотря на широкое социальное недовольство в стране. Характер проведенных терактов, их синхронность, количество использованных взрывчатых веществ, число задействованных боевиков, все это наталкивало на мысль об участии в подготовке терактов неких структур, располагавших такими возможностями и предоставивших террористам условия для проведения акций.

В конце марта – начале апреля 2004 г. в Узбекистане имела место серия террористических актов, которые привели к большим человеческим жертвам и серьезно обострили внутриполитическую ситуацию в РУ, вызвали заметный резонанс в Центральной Азии, отразились на системе региональной безопасности и на международной политике. Вероятность подобных террористических актов была довольно высокой и прогнозировалась, несмотря на успехи антитеррористической операции в Афганистане и поддержку, оказываемую Ташкенту Соединенными Штатами и Западом. В качестве основной причины терактов называли, как правило, рост социальной напряженности, вызванный в свою очередь глубоким экономическим кризисом, переживаемым Узбекистаном, а также политическими причинами: чрезмерно жестким, репрессивным режимом президента И.Каримова, коррупцией госаппарата и т.д.

Эта точка зрения («социальная версия») активно муссировалась мировыми СМИ и в той или иной форме озвучивалась западными представителями. Однако, анализ политических и экономических процессов, развивавшихся в Узбекистане и вокруг него, несмотря на действительно серьезное положение в социально-экономической области и относительно широкое недовольство населения, позволял сомневаться в полноценности данной версии. В свою очередь, официальный Ташкент настаивал на «террористической» версии происшедшего: теракты являлись продолжением политики, проводимой международными террористическими организациями и нацеленной на свержение светского режима в Узбекистане и установление исламского государства.

Официальное объяснение причин терактов также имело право на существование в силу исторической инерции (взрывы 1999 г., вторжения боевиков ИДУ в 1999 и 2000 гг., активность исламской оппозиции и т.д.) и международного контекста (продолжение антитеррористической операции, ухудшение ситуации в Афганистане и Ираке, теракты в Москве и Мадриде). Тем не менее, анализ реалий внутриполитического положения в Узбекистане, масштабы деятельности полицейской машины, созданной И.Каримовым, плотный контроль за обществом – все эти факты позволяли частично отвергнуть «террористическую версию» и давали основания для разработки третьей версии: взрывы были вызваны очередным раундом обострения борьбы за власть внутри узбекских региональных элит и кланов.

Определенное провоцирующее влияние мог оказать и внешнеполитический фактор: усиление критики режима И.Каримова со стороны международного сообщества, недовольство Вашингтона внутренней политикой Ташкента в социальной и политической сфере, разочарование в экономической политике Узбекистана со стороны внешних инвесторов и международных финансовых институтов.

Таким образом, имевшие место теракты могли быть, скорее всего, следствием стечения ряда обстоятельств и совпадения одновременно нескольких факторов: социального недовольства, возрождения террористической инфраструктуры, полицейского манипулирования оппозиционным подпольем, нарушения внутриполитического баланса сил и обострения противоречий внутри узбекских элит, стремления недовольных узбекских политиков послать «сигнал» лидеру, и в свою очередь, заинтересованности руководства РУ в том, чтобы поднять интерес к Узбекистану со стороны Запада и получить предлог для укрепления существующего режима путем усиления репрессий.

Следует обратить внимание на отчеты западных организаций по Узбекистану и региону Центральной Евразии. Они носили явно антикаримовскую тональность. При этом И.Каримов имел очень узкое пространство для политического маневра, и это пространство сужалось до желаемого антикаримовским группам в США и странах Европы коридора. Фактически, И.Каримова подталкивали к неким желаемым (для Запада) решениям (усиление репрессий).

В то же время, теракты были следствием тщательно законспирированного полицейского заговора с участием официальных структур, при этом исполнители, скорее всего, не догадывались об истинной сути происходящего. В результате И.Каримов получил долгожданные аргументы: во-первых, для диалога с Западом; во-вторых, для усиления репрессий; и главное, для устранения всех недовольных внутри властной элиты. Но для коренной смены ситуации в стране, проведения экономических и политических реформ, была необходима ломка всей сложившейся политической системы. Этот фактор и мог быть основным противоречием пост-каримовской эпохи.

Европейкой банк реконструкции и развития (ЕБРР) сдержал свое обещание сократить помощь Узбекистану в том случае, если власти республики не выполнят ряд условий, выдвинутых год назад руководством международной организации. Крупнейший кредитор Центральной Азии сворачивал свою деятельность в Узбекистане главным образом из-за имеющих место «политических репрессий» и недостаточности экономических реформ в стране.

Наибольшую угрозу для Ташкента по периметру государственной границы представляло ослабление контроля со стороны Бишкека над южными областями Кыргызстана. На этом этапе этот регион представлял собой более удобную базу для боевиков ИДТ (ИДУ) и «Хизб-ут-Тахрир», чем северные районы Таджикистана. Четкое намерение решать данную проблему продемонстрировали встречи президента и главы СНБ Узбекистана со своими кыргызскими коллегами в 2006 г. Причем было похоже на то, что инициатива этих встреч исходила из Ташкента. Чуть ранее спецслужбы Кыргызстана провели ряд операций по задержанию активистов ИДТ (ИДУ) в Ошской и Жалал-Абадской областях.^*

^* См.: Мирсайитов И. Исламское движение Узбекистана: этапы развития и современное состояние // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2006. № 6. С. 130-134; Мусаев Б. Религиозный экстремизм – угроза безопасности Узбекистана // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2000. № 5. С. 70-77; Мусаев Б. Ислам в современном Узбекистане: созидательный потенциал и проявление угроз // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2002. № 3. С. 155-165; Рузалиев О. Исламское движение Узбекистана: штрихи к «портрету» // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2004. № 3. С. 24-36; Тодуа З. Радикальный ислам в Узбекистане: этапы становления и перспективы развития // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2005. № 1. С. 41-48; Ibrahim D. The Islamization of Central Asia. A Case of Uzbekistan. – Leicester: The Islamic Foundation, 1993. – 32 p.; Burgess M. In the Spotlight: Islamic Movement of Uzbekistan. – Washington, DC: CDI, 2002; Creating Enemies of the State: Religious Persecution Uzbekistan. Human Rights Watch. – New York: HRW, 2004. – 303 pp.; Halid A. A Secular Islam: Nation, State and Religion in Uzbekistan // International Journal of Middle East Studies (Cambridge, Mass.). 2003.

Vol.57. No 4, pp.573-598; Hanks R. The Islamic Factor in Nationalism and NationBuilding in Uzbekistan: Causative Agent or Inhibitor // Nationalities Papers. 1994. Vol.

22. No 2, pp. 309-323; Security and Stability in Uzbekistan: Challenges, Threats and Solutions. Royal Military Academy. – Sandhurst: Conflict Studies Research Centre, 1998. – 9 p.; Zanca R. Explaining Islam in Central Asia: an anthropological Approach for Uzbekisnatn // Journal of Muslim minorities Affairs. 2004. Vol.24. No 1.; Megoran N. Author-Critic forum: ‘Radical Islam in Central Asia’ // Central Asian Survey (Oxford).

2007. Vol. 26. Issue 1, pp. 141-154.

Андижанские события

События 13-14 мая 2005 г. в Андижане, безусловно, стали значительным потрясением для узбекистанского общества. Впервые силовые структуры открыто и массово применили огнестрельное оружие против большой группы митингующих граждан, большинство которых было безоружно (пусть даже среди них и были вооруженные боевики). Во всех предыдущих случаях открытого применения оружия (в ходе волнений среди студентов в 1992 г., взрывов 1999 и 2004 гг., вторжения «исламских» боевиков в Сурхандарьинскую область в 2000 г.) властям приходилось иметь дело лишь с небольшими группами вооруженных экстремистов. Жестокость подавления мятежа в Андижане оказала скрытое шокирующее влияние на население Узбекистана. Предпринятыми после Андижанского инцидента шагами И. Каримову удалось удержать внутренние процессы под видимостью контроля и обеспечить определенную стабилизацию общественно-политической обстановки.

Несмотря на отрезвляющее действие Андижанского инцидента на широкие массы недовольных режимом И. Каримова граждан, протестный потенциал среди населения и возможности повторения подобных событий все равно оставались достаточно высокими. Свидетельством этого являлись мирные, но очень активные протесты торговцев против попыток госорганов ограничить работу базаров в Самарканде в августе 2005 года. После подавления мятежа в Андижане, правительство усилило репрессии против представителей гражданского общества и оппозиции. Наиболее яркими его примерами стали фактическая ликвидация нового умеренно-оппозиционного движения «Серкуеш Узбекистоним» (Мой солнечный Узбекистан), продолжение гонений на небольшие группы «правозащитников», негосударственные общества. Основавшие его известные бизнесмены С.Умаров и Н. Хидоятова оказались осуждены по сомнительным обвинениям в экономических преступлениях (Н. Хидоятова была позже амнистирована). «Серкуеш Узбекистоним» позиционировала себя как умеренная оппозиция либерально настроенных представителей национального бизнеса, предлагающая властям конструктивный диалог.

В этот период продолжилась инспирированная властями кампания по вытеснению из Узбекистана местных и западных, в основном американских, НПО. За время, прошедшее после Андижанского инцидента, расстановка сил в правящей элите Узбекистана претерпела серьезные изменения. В ноябре 2005 г., сразу после подписания И. Каримовым в Москве Договора о союзнических отношениях с Россией были отправлены в отставку такие важнейшие фигуры во власти последних лет как глава МВД З.Алматов^[5]и глава Минобороны К. Гулямов. В результате перестановок в силовых структурах резко усилились позиции СНБ. Это дало некоторым аналитикам, по аналогии с терактами 2004 г. в Ташкенте и Бухаре, повод предположить, что за событиями 13-14 мая 2005 г. стоял глава спецслужб Р. Иноятов.

Мятеж в Андижане, тем не менее, выглядел в гораздо большей степени как спонтанное выступление недовольных радикальных групп населения («исламисты»), нежели теракты 2004 г. Многие аналитики тогда связали их с очередным раундом обострения межклановой борьбы во власти. Действия небольшой группы смертников-камикадзе было значительно легче регулировать, чем руководить десятками и сотнями рядовых граждан, вышедших на улицы Андижана. Поэтому версия о СНБ как силе стоявшей за организацией антикаримовского выступления выглядела несостоятельной. Мятеж 13-14 мая 2005 г. скорее доказал тот факт, что возможности по быстрой мобилизации населения против действующей власти имелись даже у самых немногочисленных групп противников режима. Из трех ключевых силовых ведомств Узбекистана после Андижана МВД оказалось наиболее ослабленным. Кроме того, что оно лишилось харизматического лидера, МВД также лишилось внутренних войск. Эти подразделения под названием «специального корпуса быстрого реагирования» были переподчинены Министерству обороны. Отправленный в отставку сразу после подписания Договора о союзнических отношениях с Россией, К. Гулямов, по всей видимости, оказался в конфликтной ситуации с президентом. Результатом этого стало его привлечение к уголовной ответственности.

Не являясь профессиональным военным, академик К.Гулямов был осужден по традиционным экономическим статьям. Однако, по-видимому, основная его вина в глазах И. Каримова состояла в том, что авторитет эксминистра обороны особенно укрепился за годы сотрудничества Узбекистана с антитеррористической коалицией в Афганистане. Поэтому на Западе К. Гулямов мог рассматриваться как их потенциальный кандидат на замещение нынешнего президента. К тому же, осенью 2005 г. он выступил против переподчинения внутренних войск от МВД к Минобороны, что фактически наделило армию функциями подавлять волнения внутри страны. Несмотря на то, что К. Гулямов считался представителем ташкентского клана во главе с Т. Алимовым (его близкий родственник) и Р. Иноятовым, он мог попытаться вести собственную игру.

Последний раунд борьбы за власть, связанный с Андижанским инцидентом и его последствиями, демонстрировал, что конкуренция между самаркандским и ташкентско-ферганским кланом в узбекской элите сменялся на этом этапе конкуренцией между «политико-финансовыми группировками», не имеющих четких территориальных ограничителей.^[6]

Стабилизация режима

В декабре 2007 г. в Республике Узбекистан состоялись выборы Президента страны. Совершенно очевидно, что победителем на этих выборах должен был стать И.Каримов, которому не было реальной альтернативы на политической сцене Узбекистана. В то же время, данные выборы не являлись простой формальностью. Они означали вступление Узбекистан в качественно новый период. Несмотря на тот факт, что республикой по-прежнему управлял И.Каримов, политическое и экономическое положение Узбекистана за последние годы претерпело серьезные изменения. Руководству страны удалось наконец запустить необходимые финансовоэкономические реформы. Национальная валюта вплотную приблизилась к конвертируемости. На селе начали работать рыночные механизмы. В промышленности и сельском хозяйстве были устранены крайности, сужены компетенции властей по вмешательству в экономические процессы.

Во внутриполитической сфере режиму И.Каримова удалось ликвидировать зависимость центральной власти от влияния кланов, региональных и ведомственных группировок. Между основными элитами страны был достигнут консенсус и создан, хотя и непрочный, но баланс. Серьезно снижен порог социального недовольства и устранена угроза дестабилизации общества; исламистское движение загнано в подполье.

За эти годы претерпело серьезные изменения и международное положение РУ. С 2005 г. Ташкент отказался от однозначной ориентации на Запад и вернулся в интеграционные процессы на постсоветском пространстве. Узбекско-российские отношения претерпели качественные изменения, усилилась зависимость Ташкента от Москвы и Пекина. Однако в процессе пересмотра внешнеполитических ориентиров Узбекистан перешел необходимые пределы, испортил отношения с Западом и фактически оказался в международной полу-изоляции. В то же время, близость Ташкента с Москвой, наметившаяся с 2004 г., также внушает подозрения своей неустойчивостью, вытекающей из традиций узбекской внешнеполитической линии.

Постепенно Ташкент начал ставить препятствия на пути проникновения российского бизнеса в экономику республики, хотя на первых порах это приветствовалось. По-прежнему сложные отношения остаются у Узбекистана с соседними республиками Центральной Азии, особенно с Киргизстаном и Таджикистаном. В то же время наметилось сближение Ташкента и Ашхабада после смены руководства в этой республике. Ташкент проявляет нескрываемый интерес к участию в крупных нефтегазовых и транспортно-коммуникационных проектах в регионе.

На фоне откровенно плохих отношений Узбекистана с Западом Ташкент развивал многостороннее сотрудничество с КНР, прежде всего в экономической сфере. В последнее время наметилась тенденция превращения РУ в основного торгово-экономического и политического партнера Пекина в Центральной Азии. Но оставалась сильная экономическая зависимость Узбекистана от Казахстана, особенно в торговой сфере и на рынке труда. Ташкент упорно накапливал финансовые и экономические ресурсы с тем, чтобы в будущем возобновить свои претензии на лидерство в регионе. Тем не менее, в этот момент Узбекистан вынужденно признавал лидерство Казахстана в Центральной Азии.

В 2006 году в экономике страны наблюдалась положительная динамика практически всех макроэкономических индикаторов (данные по 2007 году еще не обнародованы). Внутренний валовой продукт вырос на 7,3%, что было достигнуто за счет роста всех составляющих ВВП; объем промышленной продукции — на 10,8%, валовая продукция сельского хозяйства — на 6,24%, положительное сальдо внешнеторгового оборота — почти до 2 млрд. долл. Государственный бюджет был исполнен с профицитом (0,5% к ВВП). Жесткая денежно-кредитная политика обеспечила сдерживание инфляции, в результате чего по итогам года индекс потребительских цен составил 6,8%. вопрос об источниках экономического роста остается открытым. Ускорение роста ВВП связано с рядом причин, среди них немаловажную роль играет так называемый «фактор роста сырьевых цен».

Приватизация экономики в РУ, развернувшаяся в этот период, была процессом более институциональным, чем организационным. Формально он шел быстрыми темпами, и большинство предприятий республики были уже не государственные. Только акционерных обществ в стране насчитывалось около 2,5 тыс. Однако реальная приватизация и акционирование были связаны с более глубинными изменениями отношений собственности.

К 2006 году доля промышленности в ВВП составила 22,1%, а увеличение объемов промышленного производства — 10,8%, что формально оценивается как очень высокий рост. Однако в его основе значительную долю составлял стоимостной рост. Отраслевую структуру промышленного производства страны составляют электроэнергетика, топливная промышленность, черная металлургия, цветная металлургия, химическая и нефтехимическая промышленность, машиностроение и металлообработка, лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная промышленность, промышленность строительных материалов, легкая, пищевая и другие отрасли. В структуре промышленной продукции легкая промышленность, цветная металлургия, машиностроение и металлообработка, электроэнергетика, топливная промышленность в совокупности давали более 70% общего объема производства.

Основными проблемами развития промышленности Узбекистана являлись увеличение доли перерабатывающих отраслей, модернизация и техническое перевооружение, доступ предприятий к ресурсам финансового рынка, применение на практике процедуры банкротства убыточных предприятий. Квази-фискальные операции негативным образом сказываются на эффективности реального сектора. Большой потенциал оставался в росте конкурентоспособности промышленных предприятий. Доля ориентированной на экспорт продукции в общем объеме промышленного производства по итогам года равна 52-54%.

Доля сельского хозяйства в ВВП страны составляла 24%. Однако в значительной степени прирост продукции отраслей сельского хозяйства был связан с экстенсивными методами землепользования. Это вело к истощению и деградации земельного фонда, особенно в условиях маловодья. Возрастала потребность в планомерных высокоэффективных ирригационно-мелиоративных работах. Одной из проблем являлось то, что, составляя четверть объема ВВП, аграрный сектор получал лишь около 5% всех инвестиций. Этих средств явно не хватало для решения комплекса задач, в том числе технического перевооружения отрасли, строительства мини-заводов по комплексной переработке плодоовощной продукции и др.

В 2005-07 гг. республика демонстрировала относительно высокие темпы роста экономики, золотовалютных резервов, положительное сальдо платежного баланса и др. Однако количественный рост экономики сопровождался некоторым ухудшением качественных показателей. В их ряду: значительное увеличение числа нерентабельных предприятий, снижение темпов роста производительности труда, деградация земель в сельском хозяйстве, оживление миграционных процессов, недостаточная доля добавленной стоимости в цене произведенной продукции, включая экспорт, деинтеллектуализация труда и др.

Резкий рост цен на углеводородное сырье на мировом рынке и расценок на поставки природного газа на пространстве СНГ привел к увеличению значения нефтегазового сектора в динамике развития внешней торговли Узбекистана. Крупнейшим изменением в эти годы на узбекском рынке стал допуск иностранных компаний к добыче нефтегазовых ресурсов на западе страны. «Лукойл» и «Газпром» стали первыми и единственными иностранными инвесторами, получившими реальный доступ в сектор добычи углеводородов в Узбекистане. Дальнейшее расширение присутствия «Газпрома» и «Лукойла» в связи с заключением Договора о союзнических отношениях с Россией предоставляло государству возможность реализовать свой потенциал экспорта углеводородов, прежде всего природного газа. В подобной ситуации, географически изолированный от наиболее прибыльных рынков, Узбекистан становился чрезмерно зависимым от позиции «Газпрома» и развития отношений с Кремлем. Правда, на неформальном саммите СНГ в августе 2006 г. заинтересованность в увеличении закупок узбекского газа проявила Украина.

Общий объем добычи природного газа в Узбекистане в 2005 г. составил 60,5 млн. кубометров. На экспорт было отправлено 11,5 млрд. кубометров на общую сумму 476,5 млн. долл. Почти треть этого объема была экспортирована в Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. Остальные 8,2 млрд. кубометров было закуплено Россией. Однако значительное сокращение добычи нефти в последние годы вынудило руководство Узбекистана фактически признать провал заявленной в середине 1990-х гг. политики «нефтяной независимости». В 2005 г. добыча нефти по сравнению с предыдущим годом сократилась на 17,2% и составила менее 5,5 млн. тонн.

Осенью 2007 года наметились кризисные проявления в экономике и снабжении населения продовольствием. С начала сентября в Ферганской, Наманганской и Андижанской областях, а также Каракалпакии наблюдался острый дефицит хлеба. По некоторым данным, в этих областях начались «хлебные бунты» — около обладминистраций регулярно возникают стихийные митинги с требованием хлеба. В результате снабжение мучными продуктами было налажено, но в среднем по стране цена хлеба выросла в полтора-два раза.

Критически важное значение для экономики РУ имеет производство хлопка. Узбекистан занимает шестое место в мире по производству и второе по экспорту хлопка, эта сельскохозяйственная культура приносит до 30% бюджетных поступлений. Как известно, 2005-06 годы были благоприятными для хлопководческой отрасли республики. Производство хлопка достигало уровня 3,6 млн. тонн, что принесло около 2 млрд. долларов. После событий в Андижане 2005 г. и охлаждения отношений с США и ЕС, Узбекистан резко переориентировал основной сбыт своего хлопка на рынки России, Китая и Юго-Восточной Азии. Наиболее крупными покупателями узбекского хлопка являются Китай, Россия, Южная Корея, Объединенные Арабские Эмираты, Индия, Сингапур и Бангладеш.

Успех хлопководства последних лет в Узбекистане объясняли достижениями селекционеров, создавших неприхотливые к местным условиям и высокоурожайные сорта хлопчатника, а также инициированными президентом Каримовым действенными реформами в аграрном секторе, благодаря которым вклад фермерских хозяйств в урожай 2006 г. достиг 85%. В отдельных районах Ферганской долины закупочная цена на хлопок, устанавливаемая властями, была поднята с 60 до 70 сумов (около 50 центов) за килограмм сырца. В то же время сохранялась зависимость узбекского населения от Казахстана. Так, основную часть хлопкоробов в Южно-Казахстанской области (где хлопком засеяно 240 тысяч га) в эти годы составляли поденщики из Узбекистана.

По официальной узбекской статистике, в 2000-е гг. около 2 миллионов граждан страны постоянно находятся на работе за рубежом. В реальности эта цифра могла оказаться выше. По оценкам международных организаций, до 50 процентов мужского населения в сельской местности были вынуждены зарабатывать на жизнь в странах ближнего зарубежья.

На внутриполитическое и экономическое положение Узбекистана всегда оказывало негативное влияние ситуация в Ферганской долине – наиболее заселенном районе РУ и в целом Центральной Азии. Экономическую ситуацию в регионе характеризовали острый дефицит ресурсов (земли, воды), неэффективность экономических реформ, слабое развитие малого и среднего предпринимательства, неблагоприятный инвестиционный климат, развал локального рынка из-за изоляционистских мер правительств и ужесточения пограничных режимов. В области даже по меркам Узбекистана высок удельный вес теневой экономики, широко распространена коррупция.

Рост социальной напряженности, обострение межнациональных противоречий и активизация деятельности радикальных исламистских организаций в значительной степени (но не только) вызваны экономическими причинами, так как высокий уровень безработицы и низкий уровень жизни основной массы населения приводят к возникновению замкнутых молодежных групп безработных, лишенных доступа к ресурсам, образованию, здравоохранению, а также возможностей изменить свою жизнь к лучшему. Именно в этой среде активизируются экстремистские группы и радикальные исламистские организации. Общая криминализация общества (рост преступности, увеличение объемов контрабанды и наркотрафика, коррупция) также связана с проблемами экономики региона. Отсутствие официальных источников заработка способствует тому, что жители Ферганской долины вынуждены искать нелегальные источники дохода. Несовершенство законодательства, в первую очередь в экономической сфере, создает благоприятную почву для коррупции.

Показатели статданных свидетельствуют, что, несмотря на усилия, предпринимаемые властями и международным сообществом, бедность в сельских районах долины не только не сокращается, но и достигла поистине катастрофического уровня, то есть практически каждый второй житель является бедняком. Однако из-за неразвитости производственной и социальной инфраструктуры, а также сферы приложения труда вне аграрного сектора сельское хозяйство Узбекистана перенасыщено рабочей силой и ежегодно пополняется выпускниками сельских школ. По официальным данным, этот «резерв» в Узбекистане составляет 500-530 тыс. чел., из них 29% приходится на Ферганскую долину. К тому же, по оценкам экспертов, эти показатели занижены в 3-3,5 раза.

В Ферганской долине реализовывалась программа по преобразованию ширкатов (сельхозпредприятий) в личные фермерские хозяйства. Сменив колхозы и совхозы советской эпохи, эти структуры должны были воплотить в жизнь элементы рыночных отношений, однако также оказались нежизнеспособными, несмотря на экономию от укрупнения. Однако ширкаты лишь поменяли название формы собственности, а суть ее осталась прежней. Отношения между председателями ширкатов и руководителями районов не изменились. Нереальные планы по сдаче государству сельхозпродукции и устаревшая техническая база привели к тому, что в областях долины уже несколько лет подряд не выполняют обязательства по сдаче хлопка и зерна государству.

Большая часть товарооборота находится в тени, основной поток трудовой и торговой миграции стал нелегальным. Ферганская долина превратилась в зону действия теневого капитала, который стимулирует распространение коррупции. Рынок труда в Ферганской долине находится под достаточно большим демографическим давлением. Однако есть факторы, сдерживающие этот процесс. В Узбекистане установлена государственная монополия на вывоз рабочей силы за границу, в связи с чем не используются возможности для расширения как потенциальных партнеров по трудовой миграции, так и квот на вывоз рабочей силы по контрактам, хотя потребность населения в этих услугах высока. Поэтому основная часть трудовых мигрантов выезжает из Ферганской долины нелегально.

Правительство республики начало (по примеру РФ и РК) проводить политику консолидации национальных ресурсов и контроля над их добычей.^[7] Однако, выигрыш для Ташкента носил в большей степени тактический характер, учитывая стратегические потери для международно-инвестиционного имиджа Узбекистана. Правительство пытается также либерализовать и сделать гибче финансовый рынок республики, привлечь национальные инвестиции.

Несмотря на существенную внутриполитическую стабилизацию государства и общества после кризисных проявлений 2003-05 гг., положение в Узбекистане оставалось сложным. Социальное напряжение постоянно подпитывалось недостаточным уровнем развития экономики и тяжелым положением большинства населения, нехваткой земли на селе, демографическим давлением, валютным дефицитом и товарным голодом и многими другими проблемами.

В ходе острого противостояния в конце 1990-х – начале 2000-х гг. И.Каримов смог снизить остроту клановой проблемы, но полностью снять ее с повестки дня ему не удалось. Узбекские кланы имеют региональное, а не кровное деление (которое является весьма условным). Наиболее известные кланы – самаркандский, ферганский, джизакский, ташкентский, хорезмский. В начале 1990-х годов наиболее сильным считался ташкентский клан, однако позже Каримов (выходец из Самарканда) сумел отстранить его от власти. До конца 1990-х годов страной управляли самаркандский и джизакский кланы, но к началу 2000-х гг. президент избавился и от «джизакцев», которым на смену вновь пришел ташкентский клан. Как можно предположить, полностью взять контроль над государством «самаркандцы» не решились.

Серия отставок и перемещений кадров пришлась на период конца 2005 — начала 2006 гг., когда прошел ряд отставок и назначений в кабинете министров, большинство которых были связаны с событиями в Андижане и с их последствием — изменившейся внешнеполитической ориентацией страны.

Таким образом, важнейшие кадровые перестановки 2006 года обусловливались как сменой внешнеполитической ориентации республики, что выразилось в устранении прозападных министров, так и стремлением

И.Каримова укрепить силовую составляющую в руководстве. Это было видно из назначений на ключевые посты людей, обладающих максимальным личным доверием президента, то есть его земляков, к тому же имеющих опыт работы в органах государственной безопасности и внутренних дел. Многие из них попали в список невъездных в страны Европы, составленный в 2006 году в ЕС.

К 2008 г. Каримов фактически устранил всех возможных соперников. Явных преемников Каримова в его окружении не обнаруживалось; некоторые наблюдатели говорили о дочери президента Гюльнаре как о вероятной преемнице.

Важным направлением внутренней политики Узбекистана всегда были отношения государства с религиозными институтами. Во второй половине 1990-х гг. в стране фактически сформировалась нелегальная исламистская оппозиция, проводившая теракты, в т.ч. лично против И.Каримова. После военной операции антитеррористической коалиции во главе с США в Афганистане, база ИДУ была уничтожена и активность исламистов снизилась. Однако, все последние годы угроза активизации исламистов сохранялась. Это наглядно проявилось во время событий в Андижане в мае 2005 г. Правительство осуществляло жесткий контроль над распространением влияния ислама. В Узбекистане легально действуют более 2200 религиозных организаций, в Андижанской области, власти которой запретили деятельность безалкогольных кафе и ресторанов, вводятся новые ограничения повседневной религиозной практики мусульман. Призывы к намазу запрещено возглашать не только через усилители, но и вообще вслух. Также введены запреты на богословские проповеди во время свадеб и на совершение намаза в учреждениях и на рабочих местах. В целом с 2000 года около 12 тысяч граждан привлекались к следствию и были осуждены по обвинениям в религиозном экстремизме. Таким образом, продвигая исламскую культуру, правительство не ослабило контроль над религиозной жизнью. Например, частное обучение исламским текстам по-прежнему остается под запретом.

Вполне очевидно, что беспрецедентные меры, предпринимаемые чиновниками в Ферганской долине после андижанских событий 2005 года, были направлены на то, чтобы не допустить дальнейшего роста стихийной религиозности, не управляемой государством, а потому чреватой радикализмом и экстремизмом с уклоном в политику. В то же время, деятельность епархий Русской православной церкви, еврейской общины и ортодоксальных ташкентских имамов полностью встроена в функционирование государственного аппарата.

В 2006-07 г. из страны продолжали вытеснять представительства зарубежных НПО. Ранее были закрыты представительства Института «Открытое общество» (Фонд Сороса) и «Интерньюс», корпункты Би-биси, радио «Свобода», Института по освещению войны и мира (IWPR). В начале 2006 г. года решением суда Ташкента закрыли представительства известной правозащитной организации «Фридом хаус» и филиала фонда «Евразия». В марте 2006 г. Министерство иностранных дел Узбекистана направило в адрес аппарата Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН) в Женеве письмо, предложив в течение месяца закрыть действующее в Ташкенте представительство этой организации, что мотивировалось разрешением проблемы с афганскими беженцами, из-за которой и было создано данное представительство.

Однако истинной причиной недовольства руководства страны эксперты считают содействие представительства УВКБ в размещении на территории Кыргызстана узбекских беженцев, обвиняемых в нападении на правительственные войска во время андижанских событий, а затем в переправке их в третьи страны. Таким образом, в Узбекистане практически не осталось ведущих зарубежных НПО.

Партийно-политическая жизнь в РУ носит во многом декоративный характер. В республике официально зарегистрировано всего 5 политических партий: Народно-демократическая партия Узбекистана, Движение предпринимателей и деловых людей — Либерально-демократическая партия Узбекистана, Социал-демократическая партия Узбекистана «Адолат», Демократическая партия Узбекистана «Миллий тикланиш» и Национальнодемократическая партия Узбекистана «Фидокорлар».

Деятельность всех этих партий носит лояльный в отношении действующей власти характер. Однако есть и исключения. Партия «Озод дехконлар» не зарегистрирована и действует исключительно через своих активистов. Определенную оппозиционность проявляют узбекские правозащитники. Но в целом реального (т.е. более или менее легального) института политической оппозиции в Узбекистане нет.

Оппозиция режиму И.Каримова складывалась двумя последовательными волнами. В начале 1990-х гг. это были светские партии демократического или либерального толка, возникшие на антикоммунистической основе эпохи перестройки. К ним относятся прежде всего партии «Бирлик» и «Эрк», которые президент И.Каримов назвал несколько лет назад «политическими трупами». Действительно, их лидеры в основном эмигрировали (часть ушла в ИДУ), или находится в заключении, а влияние этих партий упало практически до нуля. Председатель партии «Эрк» М.Салих находится в эмиграции в ФРГ с 1993 г. Среди лидеров старой оппозиции, продолжающих борьбу против режима, следует назвать одного из лидеров старейшей оппозиционной партии «Бирлик» П.Ахунова.

В 2005 году возникла новая оппозиционная партия — «Солнечная коалиция», лидер которой С.Умаров, предлагавший власти «мирный диалог», был посажен на 10 лет в тюрьму по обвинению в экономических преступлениях. Таким образом, у оппозиции не было единого авторитетного лидера, многие лидеры партий «ненавидят друг друга больше, чем президента Каримова», за 17 лет правления которого оппозиционные партии ни разу не договорились о проведении совместных акций или какой-либо еще координации своих действий. Остатки политической оппозиции объединились в так называемый «Правозащитный альянс Узбекистана», который с января 2007 года предпринимал попытки огласить имена своих кандидатов в президенты.^*

Внешняя политика

Отношения между Узбекистаном и Западом с 2005 г. оставались чрезвычайно сложными, если не сказать плохими. США и Европа тогда подвергли резкой критике власти Узбекистана за жестокое подавление волнений в Ферганской долине и преследование оппозиции, после чего узбекское правительство приняло решение о ликвидации базы американских ВВС в Карши, заключив вскоре военно-стратегический союз с Россией.^[8]

^* См.: Борисов Н. Трансформация политического режима в Узбекистане: этапы и итоги // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2005. № 6. С. 24-35; Борисов Н. Современный политический процесс в Узбекистане: тенденции и перспективы // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2008. № 2. С. 162-171; Файзуллаев Д. Газовый потенциал Узбекистана и Туркменистана // Азия и Африка сегодня (Москва). 2004. № 9. С. 13-18; Файзуллаев Д. Узбекистан. Иностранные инвестиции помогают оздоровить экономику // Азия и Африка сегодня (Москва). 2004. № 12. С. 32-38; Мухаммедов А.А. Направления современного социально-экономического развития Республики Узбекистан // Концепция развития национальных экономик государств Центральной Азии в условиях глобализации и регионализации мировой экономики. – Алматы: ИМЭП, 2008. – С. 29-34; Sharma R, Brefort L., Iskakov M., Thompson P. Uzbekistan. Energy Sector: Issues, Analysis and an Agenda for Reform. – Washington, DC: World Bank, 2003.

В августе 2006 г. узбекские власти отказали в продлении аккредитации 14 сотрудникам неправительственной организации США «Партнерство по академическому образованию и развитию», зарегистрированной в штате Массачусетс. Министерство юстиции Узбекистана утверждало, что эта НПО систематически нарушала республиканский закон «О свободе совести и религиозных организациях» в той его части, которая запрещает попытки обращения представителей традиционных узбекских конфессий (мусульман и православных) в протестантизм. Незадолго до того по решению суда на территории Узбекистана запретили деятельность еще одной американской неправительственной организации — «Кросслинк девелопмент интернэшнл»: ее обвинили в том, что под предлогом реализации гуманитарных проектов она нарушала законы Узбекистана о деятельности НПО и свободе совести.

В ответ на это в ноябре 2006 г. Государственный департамент США включил Узбекистан в переданный в Конгресс «Указатель стран, вызывающих особую озабоченность в сфере соблюдения религиозных свобод — 2006», что согласно американскому законодательству может иметь следствием введение экономических санкций.

Одновременно в Узбекистане были закрыты десятки представительств западных неправительственных организаций, гуманитарных фондов и СМИ, обвиненных в попытках дестабилизировать ситуацию и подорвать государственный строй. Были лишены режима наибольшего благоприятствования американские корпорации, действовавшие в добывающих отраслях. Одновременно Узбекистан предоставил компаниям России, Китая, Японии, Южной Кореи и Юго-Восточной Азии большие возможности в разработке углеводородов и стратегического сырья. В августе 2006 года в Ташкент приезжал помощник госсекретаря Ричард Баучер, визит которого можно было расценивать, как попытку вернуть политическое влияние в Узбекистане, которое администрация Джорджа Буша уступила Москве и Пекину.

Тем самым, летом 2006 г. наметилась возможность улучшения отношений как с США, так и с Евросоюзом. Р.Баучер выразил надежду на восстановление диалога и сотрудничества на основе некогда существовавших соглашений о совместной борьбе с международным терроризмом и наркотрафиком, а также в области экономики. Однако в дальнейшем процесс улучшения отношений затормозился, прерываясь только спорадическими контактами невысокого уровня. Но уровень давления на Ташкент постепенно снижался. Появлялись сигналы о том, что стороны готовы частично восстановить прежний уровень партнерства, в частности во время визита Р.Баучера.в августе 2006 г. Ташкент получил сигнал, что США не намерены вмешиваться во внутренние дела РУ, хотя признают наличие разногласий в сфере прав человека и функционирования международных организаций и НПО. В то же время, США были готовы считаться с интересами России и Китая. Но главным в послании Баучера была мысль, что Вашингтон заинтересован в укреплении независимости Узбекистана.

Более драматично развивались отношения РУ с ЕС. Евросоюз время от времени посылал сигналы о вероятности снятия санкций с Узбекистана. Однако эти перспективы были сорваны в силу неуступчивости Ташкента по принципиальным вопросам — права человека, либерализация режима, смягчение религиозной политики и т.д. После андижанских событий Европейский союз также заморозил в одностороннем порядке отношения с Узбекистаном и ввел против него санкции в связи с отказом официального Ташкента провести международное расследование этих событий. Однако, в 2006 году позиция ЕС несколько смягчилась, что свидетельствует о намерениях европейцев не отстать от других мировых игроков в борьбе за влияние как в Узбекистане, так и в Центральной Азии в целом. При этом поиски компромисса с Узбекистаном не означают, что Евросоюз готов «потерять лицо» и полностью простить Ташкенту Андижан.

В ноябре 2006 года Евросоюз, не усмотрев во внутренней политике Каримова позитивных сдвигов, продлил санкции на полгода, но с возможностью их пересмотра через три месяца. Жесткую позицию тогда отстаивали скандинавские страны и Великобритания, фактически утратившая реальное влияние в Узбекистане после разрыва внешнеполитического курса Каримова с США и антитеррористической коалицией. Германия, не ослаблявшая деловых и общественных связей с Узбекистаном после андижанских событий и ликвидаций американской базы в Карши, активно ратовала за компромисс. В итоге европейские министры приветствовали усилия МИД Узбекистана начать диалог и одобрили поездку в Ташкент группы экспертов для ознакомления с материалами по Андижану. Было возобновлено действие Соглашения о партнерстве Евросоюз — Узбекистан.

С 2007 года высшие чиновники ЕС, направляемого председательствующей страной — Германией, неоднократно высказывались о том, что Европа не может позволить себе из-за политических принципов окончательно уступить Узбекистан, как сферу своих экономических, и в первую очередь, энергетических интересов России и Китаю. Имелось ввиду, что смягчение или отмена санкций не помешает, а будет способствовать возможностям Евросоюза оказывать дальнейшее «позитивное давление» на правительство И.Каримова, побуждая последнего к проведению демократических реформ.

Фактически, Евросоюз сменил свою тактику работы с Ташкентом. ЕС решил не идти на резкую конфронтацию, а воздействовать на внутриполитическую ситуацию путем сотрудничества. Эта смена тактики ЕС произошла несмотря на то, что Узбекистан фактически не выполнил требований Евросоюза о международном расследовании андижанских событий. Окончательно санкции были сняты лишь в конце 2008 г.

В марте 2007 г. с трехдневной рабочей поездкой в Узбекистан прилетел заместитель помощника государственного секретаря США по делам Южной и Центральной Азии Э.Фейгенбаум. Это была вторая попытка американской администрации нащупать почву для политического компромисса с бывшим региональным союзником по антитеррористической коалиции. Э.Фейгенбаум приехал вести закулисные переговоры «в рабочем формате» с высшими узбекскими чиновниками в Ташкенте. Ташкент воспользовался случаем и недвусмысленно выразил готовность правящей элиты страны искать диалога с Западом, но не на условиях «потери лица», чего от него фактически добивались на Западе. После президентских выборов в США в ноябре 2008 г. появилась возможность нормализации отношений Ташкента с новой администрацией Б.Обамы. Стороны начали обмениваться соответствующими сигналами; Узбекистан заморозил свое участие в интеграционных структурах СНГ – ЕврАзЭС и ОДКБ.

Развитие отношений РУ с постсоветскими странами развивалось по траектории, заданной после 2004 г. поворотом в сторону России. В российско-узбекских отношениях доминируют два фактора: военный и энергетический. Принятое на последнем саммите ОДКБ решение России продавать своим ближайшим партнерам оружие и спецтехнику по внутренним ценам фактически означает, что дальнейшее вооружение узбекской армии и спецслужб берет на себя российский военно-промышленный комплекс. Это решение имеет не только экономический, но и военно-стратегический характер. В ходе своей рабочей поездки в РФ в мае 2006 г. президент Узбекистана И.Каримов встретился в Сочи с президентом России В.Путиным, который накануне приезда своего узбекского коллеги подписал закон о ратификации заключенного в ноябре 2005 года Договора о союзнических отношениях между Россией и Узбекистаном.^[9]

В ноябре 2006 г. в ходе визита Главкома военно-воздушных сил РФ В. Михайлова в Узбекистан были достигнуты договоренности об использовании нового военного аэродрома Навои самолетами истребительной и дальней авиации ВВС России. В обмен Министерство обороны РФ 22 декабря обещало оснастить аэродром аэронавигационной техникой и вооружением ПВО. В 2006 году фактически завершился разворот внешней политики Ташкента в сторону Москвы. Узбекистан вступил в организацию ЕврАзЭС (которая является по своей сути пророссийским ядром СНГ), а также вернулся в Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Многие аналитики оценили эти события как прорывные, как открытие новых возможностей реинтеграции постсоветских государств. Речь, как всегда, идет о едином таможенном пространстве, единой энергосистеме, общем валютном рынке, единой системе безопасности и т.д.

Согласно взятым на себя обязательствам, Узбекистан должен был присоединиться к более чем 70 соглашениям, уже заключенным в рамках ЕврАзЭС, для чего было необходимо частично изменить законодательство и деловой климат в стране. Но фактически, Ташкент к этому не был готов. В сфере энергетики, добычи и транспортировки углеводородов Ташкент фактически принял позицию Москвы, которая в лице Газпрома, ЛУКойла и других крупных российских нефтегазовых компаний пыталась установить контроль над добычей и транспортировкой углеводородов из Узбекистана и между РУ и другими республиками Центральной Азии, а также над разведкой новых перспективных месторождений. Россия в лице своих компаний хотела бы также участвовать в предстоящих транснациональных трубопроводных проектах в регионе.

Со своим соседом Кыргызстаном, Узбекистан значительно осложнил отношения после андижанского мятежа, в косвенной поддержке которого Ташкент обвинил Бишкек. Но в 2006 году многие противоречия удалось устранить. Летом две страны провели совместные спецоперации, которые привели к уничтожению исламских боевиков в южном Кыргызстане. В августе 2006 г. была подписана «Программа сотрудничества между правительствами Узбекистана и Кыргызстана о пунктах пропуска через государственную границу». В октябре 2006 г. президент Кыргызстана К.Бакиев посетил Узбекистан с государственным визитом, в ходе которого стороны подтвердили приверженность договору о дружбе (от 1996 г.) и приветствовали готовность к совместной борьбе с радикальным исламизмом в Центральной Азии.

Важным итогом этого визита стало и подписание двустороннего соглашения об отмене визовых ограничений для граждан двух стран. Кроме того, И. Каримов и К.Бакиев договорились открыть новый пограничный пункт в Ферганской долине. В отношении Каримова, который пытается изолировать Узбекистан в надежде предотвратить проникновение в страну идеологии радикального исламизма, открытие границы для кыргызских граждан означало, что он позитивно оценил усилия Бишкека, направленные на вытеснение боевиков из южного Кыргызстана. В ноябре 2006 г. в Андижане завершилась рабочая встреча Узбекско-кыргызской межправительственной комиссии, которая занимается делимитацией государственной границы между двумя странами. В результате было описано еще 2,5 км их государственных рубежей.

Что касается отношений с Таджикистаном, то в 2006-07 гг. они не претерпели кардинальных изменений, так как Ташкент убежден, что правительство РТ не может (или не желает) принять адекватные меры в борьбе с радикальным исламизмом, с конца 1990-х годов ставшим угрозой для региона. Недовольство Узбекистана вызывают и усилия Таджикистана, направленные на развитие собственной гидроэнергетики, а также на увеличение производства алюминия, что осенью 2006 г. привело к резкому обострению напряженности в отношениях между этими странами. Набирают обороты и взаимные обвинения их пограничных служб в нарушении принципов добрососедства.

Угроза со стороны исламских экстремистов заставляла Узбекистан постоянно ужесточать пограничный, таможенный и миграционный режимы, что весьма негативно сказывается на интересах жителей долины в целом. Инциденты на границах долины, связанные с гибелью людей, подорвавшихся на минах, установленных по указанию властей Узбекистана на границе с Таджикистаном и Кыргызстаном, а также обстрелы узбекскими пограничниками мирных граждан сопредельных государств вызывают волну возмущения общественности.^[10]

Следует отметить, что Узбекистан в эти годы не участвовал в очередных саммитах тюрко-язычных государств, тем самым не только проявив отсутствие солидарности с родственными странами, но и проигнорировав важный внешнеполитический ресурс для демонстрации независимости.

Президент И.Каримов во второй половине октября 2007 г. совершил визит в Ашхабад для встречи в формате тет-а-тет с президентом Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедовым, по итогам которой лидеры соседних стран подписали Договор о дальнейшем укреплении дружественных отношений, Договор об экономическом сотрудничестве на 2008-2012 годы и совместное коммюнике. От внимания наблюдателей не ускользнуло, что основной темой встречи двух президентов, по всей очевидности, было обсуждение планов строительства новых газопроводов.

В недавнем прошлом отношения соседних государств, имеющих общую границу протяженностью около двух тысяч километров, складывались не всегда гладко. Узбекистан и Туркменистан установили дипломатические отношения в 1993 году, и в 1996 году заключили Договор о вечной дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи, впоследствии дополненный еще сотней двусторонних соглашений, которых, однако, оказалось недостаточно для окончательного урегулирования всех спорных вопросов. В 2002 году подспудные разногласия между политическими режимами едва не вылились в прямой конфликт, когда Ашхабад обвинил власти Узбекистана в причастности к организации покушения на Сапармурата Ниязова и даже в одностороннем порядке выслал узбекского посла. Однако Каримов не пошел на обострение и в 2004 году пригласил, ныне покойного, Туркменбаши на дружескую встречу, которая тогда состоялась не в Ташкенте, а в Бухаре. При этом был заключен новый Договор об укреплении доверия и развитии сотрудничества.

В 2006 году товарооборот между двумя странами составил всего 41,4 млн. долл., а позицию Каримова по отношению к новому лидеру Туркменистана Гурбангулы Бердымухамедову и его правительству многие эксперты оценивали как осторожную, сдержанную и выжидательную. Тем более что ввод в строй осенью 2007 года новой железнодорожной ветки Ташгузар-Байсун-Кумкурган освободил экономику Узбекистана от необходимости впредь осуществлять дорогостоящий (60 млн. долл. в год) транзит грузов и пассажиров из центральных регионов на юг через территорию Туркменистана.

Очевидно, что на этом этапе развитие масштабных региональных проектов в топливно-энергетической сфере связало их общими прагматическими интересами. Прежде всего это касалось планов строительства Прикаспийского газопровода, который должен пройти вдоль восточного берега Каспия через Туркменистан и Казахстан, что в перспективе даст возможность вдвое увеличить поставки газа из Центральной Азии (включая Узбекистан) в Россию. В мае 2007 года лидеры РФ, РК и Туркмении на тройственном саммите в городе Туркменбаши договорились об основных принципах реализации этого проекта, требующего совместных крупных инвестиций. При этом подразумевалось, что к общему плану в будущем присоединится и Узбекистан.

Узбекистан также был крайне заинтересован и в планах строительства газопровода из Туркменистана в Китай. Соглашение о реализации этого проекта, по которому туркменский газ с месторождений правого берега Амударьи будет через Узбекистан, Казахстан и Китай доставляться до побережья Тихого океана в объемах до 30 млрд. кубометров в год, было подписано Ху Цзинтао и Сапармуратом Ниязовым еще в апреле 2006 года в Пекине. О совместном строительстве на территории Узбекистана 530-километрового участка газопровода Туркменистан-Китай И.Каримов договорился с председателем Государственного комитета по делам развития КНР Ма Каем в апреле 2007 года.

Новых внешнеэкономических и внешнеполитических партнеров Узбекистан пытался найти и в расположенных на востоке странах дальнего зарубежья. К ним относятся Южная Корея, Пакистан, Япония, Иран и даже Афганистан.

Таким образом, в период стабилизации режима обозначились контуры внешнеполитической стратегии РУ после отхода от Запада. Она была детерминирована объективными факторами – нехваткой ресурсов Узбекистана и ограниченностью возможностей для маневра на международной арене. В ее основу положены следующие принципы: опираться на Россию и Китай в ситуации противостояния с Западом; занимать выжидательную позицию в отношениях с Западом, который (как полагали в Ташкенте) в большей степени, чем узбекская сторона, заинтересован в улучшении отношений; не допускать чрезмерного сближения с Москвой и усиления своей зависимости от России; использовать к собственной выгоде расширение сотрудничества с Китаем, прежде всего в торгово-экономической и инвестиционной областях; поддерживать авторитарные тенденции в Киргизстане и стремиться к тому, чтобы Бишкек ушел в орбиту Узбекистана; не допускать слишком близкого сближения Таджикистана ни с Западом, ни с Россией, но поддерживать Душанбе в борьбе с исламистами; проводить гибкую политику в отношении Казахстана, формально признавать его лидерство, но в то же время накапливать силы для реванша.

Ислам Каримов сделал также ставку и на расширение связей с Китаем как на фактор, позволяющий ему уравновесить влияние России. Кроме того, узбекский лидер стремился нормализовать отношения с ближайшим окружением — с другими государствами Центральной Азии.

Для Казахстана главной стратегической целью являлось сохранение внутриполитической стабильности в Узбекистане. В среднесрочном плане Астана была заинтересована в том, чтобы не допустить чрезмерного усиления влияния Узбекистана на другие государства Центральной Азии. В то же время объективно Узбекистан остается естественным союзником Казахстана в ситуациях, когда возникает угроза доминирования в Центральной Азии какой-либо одной внешней силы.

---

[1] См.: Васькин И. Основные направления внешней политики Республики Узбекистан. – Ташкент: Узбекистон, 1994; Васькин И. Основные направления внешней политики Республики Узбекистан. – Ташкент: Узбекистон, 1994; Critchlow J. Nationalism in Uzbekistan: A Soviet Republic’s Road to Sovereignty.-

Boulder (CO): Westreview Press, 1991. – XXVIII+231 pp.; Kangas R. Uzbekistan

[2] См.: Ибрагимов И. Экономическая политика и структурные преобразования в Узбекистане // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2002. № 4. С. 199-208; Мустафакулов К., Таксанов А. Узбекистан: десять дет экономической трансформации // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2001. № 6. С. 116-126; Тураева Ш. Этапы и логика приватизации в Узбекистане // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2002. № 3. С. 205-216; Craumer P. Rural and Agricultural Development in Uzbekistan. – London: RIIA, 1995; Eckert J.M. Das unabhängige Usbekistan: Auf dem Weg von Marx zu Timur. Politische Strategien der Konfliktregulierung in einem Vielvölkerstaat. — Münster: LIT Verlag, 1996; The Failure of Reform in Uzbekistan: Ways Forward for the International Community. – Osh/Brussels: ICG, 2004; The Labour Market, Wages, Income and Expenditures of the Population of the Republic of Uzbekistan. – Seattle (WA): University of Washington, 1998; Pomfret R.W.T. Resource Abundance, Governance and Economic Performance in Turkmenistan and Uzbekistan. – Bonn: ZEF, 2004. – 20 S.; Republic of Uzbekistan: Recent Economic Developments. IMF Staff Country Report No. 00/36. – Washington: IMF, 2000 – 110 р.

[3] См.: Марч Э. «Идеология национальной независимости» И. Каримова: обоснование и пропаганда // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2002. № 6. С. 97-108; Annual Report on International Religious Freedom 2000: Uzbekistan. – Washington, DC: Department of State, 2000; Berg A. Globale Konzepte versus lokale Realität. Eine Studie zu Nicht-Regierungsorganisationen im unabhängigen Usbekistan. — Baden-Baden: Nomos Verlag, 2003. — 240 S.; Fierman W. Political Development in Uzbekistan: Democratization? // Eds. by K.Dawisha and B.Parrott. Conflict, Cleavage, and Change in Central Asia and the Caucasus. – Cambridge: Cambridge University Press, 1997, pp. 360-408; Freedom House Report on Uzbekistan 2003. – New York: Freedom House, 2003. – 634 p.; Human Rights Watch World Report 2001: Uzbekistan. – New York: HRW, 2001; Lubin N. Calming the

Ferghana Valley: Development and Dialogue in the Heart of Central Asia. Report of the Ferghana Valley Working Group of the Center for Preventive Action. — New York: Century Foundation Press, 1999. – XX+196 pp.; Massicard E., Trevisani T. The Uzbek Mahalla; between State and Society // Central Asia. Aspects of Transition. Ed. By T. EverettHeath– London, New York: RoutledgeCurzon, 2003, pp.205-218; Pétric B.-M. Pouvoir, don et réseaux en Ouzbékistan post-soviétique. – Paris: Presses Universitaires de France, 2002. – 299 p.; Republic of Uzbekistan. Crackdown in the Verghana Valley: Arbitrary Arrests and Religious Discrimination. – Washington, DC: HRW, 1998; Uzbekistan at Ten: Repression and Instability. — Brussels, Osh: IGG, 2001; Uzbekistan’s Reform Program: Illusion or Reality? — Brussels, Osh: IGG, 2003.

[4] См.: Арифханова З. Традиционные сообщества в современном Узбекистане // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2000. № 4. С. 53-61; Толипов Ф. Узбекистан: советский синдром в государстве, обществе, идеологии // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2008. № 6. С. 142-158; March A.F. From Leninism to

Karimovism: Hegemony, Ideology and authoritarian Legitimation // Post-Soviet Affairs (Palm Beach, Fla.). 2003. Vol.19. No 4, pp. 307-336; Melvin N.J. Uzbekistan: Transition to Authoritarianism on the Silk Road. – London: Taylor and Fracis, 2000.

[5] Несмотря на попытки привлечь главу МВД З.Алматова к уголовной ответственности на территории Германии, где он проходил курс лечения в ноябре-декабре 2005 г., по возвращении в Ташкент ему устроили почетные проводы на пенсию с формулировкой «по состоянию здоровья».

[6] См.: Akiner Sh. Violence in Andijan, 13 May 2005: An Independent Assessment. The Central Asia-Caucasus Institute and Silk Road Studies Program. – Washington, DC: 2005 – 51 p.; Daly J.C.K., Meppen K.H., Socor V., Star F.S. Anatomy of a Crisis: U.S.Uzbekistan Relations: 2001-2005. – Washington, DC: Central Asia-Caucasus Institute & Silk Road Studies Program, 2006. – 110 p.

[7] Речь идет об американской корпорации «Ньмонт Майнинг», в 1992 году создавшей в Узбекистане совместное предприятие с Навоийским горно-металлургическим комбинатом для добычи золота из отвалов карьера Мурунтау в Центральном Кызылкуме. До 2006 года деятельность СП «Заравшан-Ньюмонт» регламентировалась специальным постановлением правительства Узбекистана, предоставившим ему режим наибольшего благоприятствования — налоговые и таможенные льготы, не предусмотренные законодательством для прочих предприятий.

[8] См.: Баучек К. Политика Израиля в Центральной Азии (на примере Узбекистана) //

Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2004. № 4. С. 76-90; Лукоянов А. БерлинТашкент: Бундесвер на узбекской земле // Азия и Африка сегодня (Москва). 2006. № 4. С. 36-37; Шарапова С. Многосторонняя дипломатия Узбекистана в условиях антитеррористической кампании // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2002. № 4. С. 103-112; Иномжонов Х. Отношения Узбекистана с Европейским Союзом // Центральная Азия: внешний взгляд. Международная политика с центральноазиатской точки зрения.

– Берлин: Фонд им. Ф.Эберта, 2008. – С. 464-486; Толипов Ф. Стратегическое партнерство Узбекистана и США: быть или не быть? // Центральная Азия: внешний взгляд. Международная политика с центральноазиатской точки зрения. – Берлин: Фонд им. Ф.Эберта, 2008. – С. 547-584; Akhbarzadeh Sh. Uzbekistan and the United States. Authoritarism, Islamism and Washington’s Security Agenda. – London: Zed Books, 2005. – 166 p.; Heathershaw J. Worlds apart: the making and remaking of geopolitical space in the US-Uzbekistani strategic partnership // Central Asian Survey (Oxford). 2007. Vol. 26. Issue 1, pp. 123-140.

[9] См.: Зиядуллаев Н. Россия-Узбекистан: стратегическое партнерство и союзнические отношения // Мировая экономика и международные отношения (Москва). 2006. № 12. С. 92-98; Кахаров Дж. Ташкент – Москва: влияние экономики России на экономику и внешнюю торговлю Узбекистана // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2004. № 1. С. 195-200; Алимов Р. Узбекистан и Китай: горизонты сотрудничества // Центральная Азия: внешний взгляд. Международная политика с центральноазиатской точки зрения. – Берлин: Фонд им. Ф.Эберта, 2008. – С. 487-518; Кахаров Д. Газ Узбекистана: приведет ли к увеличению его экспортных цен политическое маневрирование между Китаем и Россией? // Центральная Азия и Кавказ (Лулеа, Швеция). 2008. № 6. С. 125141; Сайфулин Р. Узбекистан – Россия: состояние и перспективы развития отношений в постсоветский период // Центральная Азия: внешний взгляд. Международная политика с центральноазиатской точки зрения. – Берлин: Фонд им. Ф.Эберта, 2008. – С. 519-546; Эргашев Б., Камилов И. Региональная интеграция в Центральной Азии: взгляд из Узбекистана // Центральная Азия: внешний взгляд. Международная политика с центральноазиатской точки зрения. – Берлин: Фонд им. Ф.Эберта, 2008. – С. 585-606.

[10] По данным Комитета по охране госграницы при правительстве Таджикистана, за это время на противопехотных минах в районе таджикско-узбекской границы погибли 60 мирных граждан РТ и 70 были ранены.