Политическая система Таджикистана
В Таджикистане сформировалось уникальное для Центральной Азии постконфликтное общество, возглавляемое президентом, получившим власть благодаря тому, что его сторонники взяли верх в расколовшей страну гражданской войне. Хотя Таджикистан вышел из этой войны, не утратив территориальной целостности, его политическая и экономическая структура претерпела существенные изменения: власть на местных уровнях была перераспределена, а всю власть на национальном уровне, естественно, получили победители.
В силу географических и исторических причин Таджикистан больше других государств Центральной Азии тяготеет к регионально-клановому разделению. Это обусловило относительно высокую мобилизуемость и устойчивость оппозиционных групп, за которыми стоят именно кланы,
структурированные по региональному принципу. Можно сказать, что в РТ вся эволюция оппозиции прошла на данной основе. К тому же географическая изолированность отдельных регионов (при отсутствии развитой транспортной сети в горной стране) способствует сохранению регионализации политических и экономических элитных группировок Таджикистана по клановому признаку.
Как считает М.Олкотт, власть перешла от уроженцев Худжандской (ныне Согдийской) области к уроженцам Кулябской и от старшего поколения, привыкшего к жизни высших слоев советской элиты, к младшему — к людям, чьи руки запачканы землей или кровью (часто в буквальном смысле). Некоторое разделение власти было предусмотрено Общим соглашением об установлении мира и национального согласия в Таджикистане, подписанным в июне 1997 г.Это соглашение предусматривало роспуск вооруженных формирований проигравшей стороны — Объединенной таджикской оппозиции — и определяло условия их реинтеграции в государственные структуры.[1]
Кулябский клан, в свое время пришедший к правлению, уже давно перестал быть единым. Действующий президент, пытаясь закрепиться во власти на долгосрочную перспективу, проводит собственную политику, которая может идти вразрез с интересами многих видных кулябцев. В частности, уволены десятки чиновников высшего и среднего звеньев, принадлежащих к этому клану, а их места заняли лояльные главе государства таджики из других регионов, в основном представители северян-худжандцев.
База исламской оппозиции — Каратегинский район, расположенный в центральной части страны, — непосредственно подчиняется общенациональным органам власти, поэтому вероятность концентрации здесь существенных экономических и политических ресурсов локальных элит невелика. К тому же этот район — один из беднейших в РТ, в связи с чем сегодня фактически единственным средством выражения интересов его жителей является ИПВ. Однако в последнее время она утратила многие свои позиции. Экстремистские организации исламского толка не пользуются широкой поддержкой основной массы верующих таджиков, которые в целом сохраняют лояльность ПИВТ и Соглашениям о мире 1997 года.
Другой бывший оппозиционный регион — Горно-Бадахшанская автономная область — представляет собой территорию, где после завершения войны обосновались некоторые нелояльные правительству полевые командиры бывшей ОТО. Усиление положительного восприятия центральной власти достигается благодаря развитию транспортных связей данного изолированного региона с Душанбе, Синьцзян-Уйгурским автономным районом Китая и Афганистаном. А для укрепления своего контроля над этой территорией Э. Рахмон (после переизбрания на пост президента) сменил губернатора ГБАО А. Ниезмамадова, который руководил областью 12 лет.
Таджикистан обладает весьма развитой (по меркам региона) партийной системой. Наряду с правящей Народно-демократической партией, в стране действуют Коммунистическая, Демократическая, Социалистическая и ряд других политических партий, в различной степени позиционирующих себя в качестве оппозиции властям.
Таджикистан, который прежде мог рассчитывать лишь на незначительную западную помощь, крайне нуждался в средствах для восстановления разрушенной войной экономики и атрофированных остатков бюрократической инфраструктуры, оставшейся от советской эпохи. Но западные организации, предоставлявшие помощь, не связывали экономические реформы с политическими, что позволило правительству президента Эмомали Рахмонова консолидировать власть. В Таджикистане достаточно развит сектор неправительственных организаций, поддерживаемый международным сообществом и являющийся вторым или третьим по величине работодателем. Этот фактор создавал некий «демократический» фон режиму Рахмонова.
Однако у США и западноевропейских государств не было реальной заинтересованности в усилении рычагов своего влияния в Таджикистане. Они были рады, отмечает Олкотт, что гражданская война подходит к концу, но ее прекращение никогда не относилось к числу международных приоритетов, отчасти потому, что она протекала на фоне гораздо более масштабного, частично задевавшего Таджикистан и казавшегося неразрешимым конфликта в соседнем Афганистане. Более того, постоянные проблемы обеспечения безопасности в самом Таджикистане побудили ряд государств сократить или даже отозвать оттуда свои миссии. Фондов выделялось мало, и были большие сомнения в способности Таджикистана освоить даже эти деньги. Единственным исключением была сфера борьбы с наркоторговлей, куда международное сообщество вкладывало средства, однако до 2001 г. включительно годовой объем финансирования этих программ составлял в среднем менее 1 млн. долл. Ситуация была настолько удручающей, что таджикское Агентство по контролю за наркотиками, созданное в 1998 г., несколько раз оказывалось на грани закрытия, хотя его работа оценивалась как в высшей степени профессиональная.
Олкотт отмечает в своей книге, что торговля наркотиками на территории Таджикистана ограничивала перспективы политических и экономических реформ, но для решения этой проблемы требовалось сократить производство опиума в Афганистане, так как «рента» с наркоторговли являлась важным источником личного дохода для некоторых ключевых политических фигур Таджикистана. Осознание возросшей стратегической значимости Таджикистана, по-видимому, сделало Рахмонова менее склонным к реформам, и вместо того чтобы двигаться навстречу демократическим принципам, он начал все решительнее от них отходить. Отчасти это объясняется тем, что со временем он научился лучше манипулировать президентскими полномочиями; на это у него ушло около пяти лет. Ограничения, наложенные договором о национальном согласии 1997 г., оказалось довольно легко обойти. Рахмонов был настолько уверен в себе, что настоял на проведении в 2003 г. референдума по Конституции, который продлил срок президентских полномочий до семи лет. Таким образом, согласно действующему законодательству Рахмонов обязан будет уйти в отставку лишь в 2020 г.
Парламентские выборы в Таджикистане состоялись 27 февраля 2005 г. — одновременно с первым туром выборов в Киргизии. Со стороны ОБСЕ они подверглись критике, поскольку далеко не соответствовали международным нормам. Правящая Народно-демократическая партия получила 80% голосов, тогда как Партия исламского возрождения и Коммунистическая партия вместе набрали только 10%. Четыре оппозиционные партии — Демократическая, Коммунистическая, Исламская и Социал-демократическая — энергично протестовали против официальных итогов голосования и требовали проведения новых выборов. Но ничего изменить было уже нельзя.
Таким образом, в стране реально сформировалась устойчивая централизованная система политической власти во главе с Э. Рахмоном. Однако и он не может игнорировать интересы таких сил, как, к примеру, политически довольно активная мусульманская община, которая поддерживает ПИВТ. Для укрепления своих позиций правительство должно учитывать хрупкие региональные и внутриэлитные балансы государства.
[1] Олкотт М. Ук. соч. С. 214-221.