Старомодный национализм
Возникшая было на Западе эйфория в связи с окончанием холодной войны и питавшиеся ею иллюзии о новом гармоничном мировом порядке быстро рассеялись. Пробуждение было ужасным. Исчезновение тоталитарных режимов вызвало к жизни взрыв пещерного национализма со всеми возможными ужасными проявлениями геноцида, ксенофобии и войн на взаимное истребление. Авторы «Стратегического обозрения» деликатно назвали эти процессы «старомодным национализмом». Национализм был присущ не только молодым нациям, получившим в результате распада тоталитарных диктатур возможность для национального самоопределения, но и некоторым восточноевропейским и даже западноевропейским нациям.
Огромное пространство от границ Европейского Союза до Тихого океана переживало лихорадку национализма. Чехи и словаки хотели отделиться друг от друга, трансильванцы от Румынии, словенцы и хорваты от Югославии, боснийцы от сербов и хорватов, русские от Молдавии, осетины и абхазы от Грузии, армяне от Азербайджана, чеченцы от России, палестинцы от Израиля, курды от Турции, уйгуры от Китая, сикхи и кашмирцы от Индии, синдхцы от Пакистана, в Таджикистане вспыхнула гражданская война на региональном уровне и в Афганистане она продолжалась по принципу «все против всех».
Международное право было поставлено в тупик; было абсолютно неясно, до какой степени распространяются права наций на самоопределение. Статья 1 Международной конвенции по гражданским и политическим правам, принятой в 1966 г. в эпоху расцвета антиколониализма и одобренная 110 государствами-членами ООН, ясно говорила, что «все народы имеют право на самоопределение». На основе этого права народы могли сами выбирать свой политический статус, с тем, чтобы «обеспечить себе экономическое, социальное и культурное развитие»[1].
Однако соблюдение этого принципа могло бы быть доведено до абсурда, что и происходило на примере карликовых образований на Кавказе. Международное сообщество не признало независимости ни Приднестровской республики, ни Абхазии, ни Нагорного Карабаха. Позднее то же самое повторилось с Чечней. Распад коммунистических государств поставил перед международным правом еще одну задачу — вопрос о правопреемственности. Если в отношении СССР Запад очень быстро согласился, что его преемником будет Россия, то Сербии, которая вместе Черногорией создала Федеративную Республику Югославию, в этом праве было отказано.
Взрывоопасное распространение конфликтов в 1990-х гг. вновь поставило перед мировым сообществом вопрос об эффективности миротворческих операций. Учитывая низкую результативность миротворчества в прежней форме перед лицом усиливающихся конфликтов, Совет Безопасности ООН поставил перед ее Генеральным секретарем задачу найти новые методы укрепления мира на планете. Результатом стал в 1992 г. 50-страничный доклад ООН «Мирная повестка дня», основная идея которого сводилась к изменению стратегии миротворчества: вместо превентивной дипломатии перейти к т.н. пост-конфликтному миротворчеству. Это было фактическим признанием неуспеха прежних миротворческих миссий в Боснии, Анголе и Камбодже. Новая стратегия делала упор на создание т.н. сил по укреплению мира, т.е. выводила на первый план вместо дипломатических мер военно-политические. Как стало ясно в дальнейшем, новая стратегия получила свое развитие в Боснии и Герцеговине и была подкреплена всей мощью и авторитетом НАТО и США, без которых достижение Дейтоновских соглашений стало бы невозможным.
Изменение мирового порядка совпало с внутриполитическими изменениями в США: 3 ноября 1992 г. американцы проголосовали за новую администрацию Демократической партии во главе с У.Клинтоном. Новая администрация должна была в первую очередь сосредоточиться на решении внутренних проблем страны. Однако во внешней политике Клинтон с первых дней определил цели, которые следует достичь Америке. К этим задачам он отнес усиление международных экономических позиций США, поддержку демократии и прав человека, помощь бывшему врагу (в ходе Ванкуверской встречи с Б.Ельциным России была обещана помощь в 1,6 млрд. долл.), усиление контроля за вооружениями, сокращение расходов на оборону и реструктуризация военного бюджета. Авторы «Обозрения» опасались в начале правления администрации Клинтона, что она сосредоточится исключительно на внутренних проблемах в ущерб безопасности и стратегическим вопросам. Однако, как показало будущее, этого не произошло.
Ситуацию в России в 1993 г. авторы характеризовали как экстремальную. К тяжелому экономическому положению прибавился затяжной внутриполитический кризис, вытекавший из противостояния президента и Верховного Совета. В октябре 1993 г. он вылился в открытое вооруженное противостояние. Чрезвычайно были запутаны отношения между Москвой и автономиями. Сепаратизм и распад государства уже открыто стучались в дверь. Таким образом, Россия разрывалась между политическим антагонизмом и региональным сепаратизмом. В отношении внешнеполитического курса политическая элита России разделилась на два лагеря — «атлантистов» (сторонников прозападной ориентации) и «постимпериалистов» (сторонников возрождения военно-политического и имперского могущества России). Последние даже выработали нечто вроде российской «доктрины Монро», объявив территорию бывшего Советского Союза зоной особых интересов России. Типичным представителем первого лагеря был министр иностранных дел Козырев, второго — министр обороны Грачев. Ельцин по очереди озвучивал идеи того или иного лагеря, будоража своих западных партнеров или членов СНГ.
Но настоящей опасностью было продолжающееся экономическое падение. Инфляция оценивалась экспертами ЕБРР в 1450% (в августе 1992 г. доллар стоил 162 рубля, в марте 1993 г. — 649). Падение промышленного производства составило 24%, по всем показателям страна была отброшена к началу 1960-х гг. Нарастала политическая поляризация общества. Развитие событий в России лондонские эксперты охарактеризовали кратко: на перегонки к столкновению.
В Центральной Азии, к которой авторы «Обозрения» 1993 года отнесли и Афганистан, завершилось многолетнее противоборство между фундаментализмом и коммунизмом. На смену им пришел национализм. 25 апреля 1992 г. муджахеддины заняли Кабул; с этого момента фундаменталисты начинают входить в коалиции с бывшими коммунистами на этнической основе, ярким примером чего служил союз между Дустумом и Масудом, лидерами узбекской и таджикской группировок. После поражения кабульского режима роли внешних игроков изменились: США потеряли всякий интерес к этой стране; Россия была озабочена судьбой военнопленных и стабильностью в бывших советских республиках Средней Азии. На авансцену вышли Пакистан, Иран, Саудовская Аравия и Узбекистан.
Саудовская Аравия была озабочена в первую очередь тем, чтобы не допустить усиления иранского влияния; Пакистан поддерживал пуштунов в целом и фундаменталистов в частности. Иран, исходя из стратегических интересов поддерживал шиитов и из тактических — узбеков генерала Дустума.
Однако с весны 1992 г. новым источником нестабильности стал Таджикистан. Как считают авторы, во второй половине 1992 г. в этой республике разыгралась настоящая и полномасштабная гражданская война между сторонниками ходжентско-кулябского клана, олицетворявшегося старым коммунистическим режимом во главе с Р.Набиевым, и исламско-демократической оппозицией, опиравшейся на Гарм и Горный Бадахшан. В результате трагедии, происходившей в течение летних и весенних месяцев 1992 г. погибло, по оценкам МИСИ, от 40 до 60 тыс. чел.; 600 тыс. стали беженцами; было разрушено 150 тыс. домов. В ноябре 1992 г. президентом Таджикистана был избран И.Рахмонов, представитель кулябцев, одержавших победу в гражданской войне. Как считают авторы, этой победы не было бы без поддержки со стороны Узбекистана и российской 201-й мотострелковой дивизии, которая в буквальном смысле спасла старый режим в наиболее критические минуты его существования. В дальнейшем эта дивизия стала основой для миротворческих сил в Таджикистане и одновременно военным гарантом политической безопасности режима Рахмонова.
Со времени гражданской войны в Таджикистане безопасность этой республики и всего центральноазиатского региона, как считают авторы, уже нельзя было рассматривать без отрыва от афганской проблемы. События в Таджикистане продемонстрировали, насколько хрупкой является безопасность в регионе. В «Стратегическом обозрении» отмечается, что ключевым фактором в регионе с этого момента следует рассматривать узбекский национализм. Открытое противоборство между узбеками и таджиками в бывшей Советской Средней Азии резко контрастировало с их солидарностью в Афганистане против пуштунов. Однако авторы предупреждали, что эта ситуация может быстро измениться. С геостратегической точки зрения, исчезновение СССР парадоксальным образом повлияло на историческую судьбу Афганистана: отпала геополитическая необходимость в нем как в буферном государстве. Это изменение самым роковым образом повлияло на его дальнейшее развитие, дестабилизировало его и усилило центробежные силы. Такой ход событий мог бы измениться только в случае вмешательства какого-либо нового мощного внешнего партнера. Дальнейшее развитие ситуации в Афганистане показало, что прогноз лондонских экспертов был верен: покровительствуемому со стороны Пакистана движению Талибан удалось в 1995-97 гг. объединить под главенством пуштунов почти всю страну за исключением этнических анклавов таджиков во главе с Масудом и узбеков во главе с Дустумом.
[1] Strategic Survey. 1992-1993. — London: IISS, 1993, р.25.