Крушение биполярности

Прошедшее 20-е десятилетие с конца 1980-х и до конца XX в. было достаточно бурным, по крайней мере для жителей бывшего СССР и государств социалистического блока. Современники были буквально потрясены случившимся — столь быстрым и неожиданным распадом одной из двух еще недавно всемогущей супердержавы. Удивление происшедшим было характерно как для восточных, так и для большинства западных политических комментаторов. Однако, как это видно из материалов «Стратегического обозрения», к такому повороту событий были готовы наиболее дальновидные западные аналитики и вместе с политиками готовили его приближение.

Распадающаяся империя

«Распадающаяся империя» — так назвали авторы «Стратегического обозрения» в 1990 г. своих главных персонажей, фигурировавших на страницах сборника в течение почти трех десятилетий — США и СССР. Главный вывод, который был сделан лондонскими экспертами к началу нового десятилетия, звучал следующим образом: геополитическая структура мира радикально изменилась. Произошло это главным образом из-за революций в Восточной Европе в 1989 г. Варшавский пакт фактически прекратил свое существование, и его юридическое упразднение было всего лишь вопросом времени.

Таким образом, «внешняя империя» Советского Союза, как назвали европейских сателлитов Москвы западные стратеги, отпала в 1989 г. от коммунистической метрополии. Но и дела во «внутренней империи» внушали наблюдателям чрезвычайную тревогу. В эти годы обозреватели «Стратегического обозрения» больше ставили вопросов, чем получали ответов. Сможет ли Горбачев удержать джинна, выпущенного им из бутылки? Успеет ли он со своими политическими и экономическими реформами за нарастающими как снежный ком социальными и национальными проблемами? Наибольшую озабоченность у авторов вызывали национальные противоречия и их возможные последствия. К 1990 г. Кавказ уже был в огне; Средняя Азия со своим конфликтным потенциалом вызывала очень близкие ассоциации с предреволюционным Алжиром; прибалтийские республики уже фактически покинули союз; нарастала волна национализма на Украине. У западных аналитиков создавалось твердое ощущение, что СССР движется к хаосу. Уже тогда на повестку дня был поставлен вопрос: что произойдет в нерусских республиках, имеющих развитую военную инфраструктуру и главное — ядерное оружие на своей территории, в случае распада страны или попытки Москвы восстановить свой контроль?

Наиболее драматические события в 1989 г. происходили в странах Восточной Европы. Как считают авторы, три условия сделали возможным бескровный (за исключением Румынии) переход этих государств к демократии. Главным условием было неожиданное для многих обещание М.Горбачева не применять военную силу в отношении этих стран, т.е. отход от т.н. доктрины Брежнева. Второй причиной стал эффект домино (по аналогии с распространением коммунизма в Юго-Восточной Азии в 1960-е гг.). Если в ту эпоху Запад пытался установить барьер против распространения «вируса коммунизма» в Азии, то в конце 1980-х гг. в Восточной Европе не оказалось барьера против «вируса свободы». Тоталитарные режимы в этих странах рушились один за другим по принципу домино. Третьим условием стала комбинация неудержимого стремления населения к свободе, к переменам, к слому внешних и внутренних барьеров с отсутствием воли силой удержать его у правящей коммунистической элиты. Однако западные обозреватели уже тогда предупреждали, что «еврофория» вскоре должна пройти, а на ее место придут реальные политические и экономические проблемы; и что переход к настоящей демократии и тем более к действительной рыночной модели будет более сложным и длительным процессом, чем это представлялось во время романтического взрыва 1989 г.

В это время западноевропейские нации консолидировали свои усилия, чтобы подготовить переход к единой Европе. В этой связи авторы рассматривали твердое намерение правительства Г.Коля обеспечить вхождение бывшей ГДР в единую Европу как попытку «провести крайне слабую индустриальную страну через заднюю дверь»^[1]. В это же время в ЕС выросло убеждение, что создание единой Европы уже невозможно без решения проблем государств Центральной и Восточной Европы; для того, чтобы обеспечить единый общеевропейский порядок ЕС придется оказывать экономическую поддержку бывшим социалистическим странам Восточной Европы. Фактически, это было возникновение политической доктрины ЕС, сохранившейся и действующей без особых изменений до настоящего времени.

Однако такая доктрина требовала четкого концептуального оформления и геостратегической аранжировки. Ими стало идея об окончании холодной войны и исчезновении прежних военных и стратегических факторов, питавших ее существование, что было официально объявлено президентами Бушем и Горбачевым. Символом конца эры холодной войны было провозглашено падение Берлинской стены. Однако в европейских кругах не могли найти адекватной концепции, которая обеспечивала бы доминирование Запада и защищала бы интересы ЕС. Западноевропейские лидеры выступили поначалу с идеей «общего европейского дома», подразумевая под этим пространство СБСЕ «от Сан-Франциско до Владивостока». Вслед за этой идеей возникли предложения о придании некоторым институтам ЕС, в первую очередь ЗападноЕвропейскому Союзу, более расширенных военно-политических функций в противовес НАТО. В случае реализации подобной идее могло произойти снижение роли НАТО и следовательно — США. Но на тот момент атлантические стратеги были озабочены проблемой, как наиболее удачно совместить существование стратегически неприсоединившуюся и нейтральную Восточную Европу с военной доктриной альянса. Через несколько лет эта проблема найдет решение в «доктрине Клинтона» — приеме в НАТО бывших союзников СССР в Восточной Европе.

Одновременно в США нарастала волна изоляционизма, как это имело место после окончания мировых войн. Республиканская администрация всячески боролась с этими настроениями. Срочно искалась замена образу внешнего врага. Опросы общественно мнения в период предвыборной кампании 1988 г. в США показывают, что большинство американцев опасались не Советского Союза, а «экономической атаки» со стороны Японии. Эти настроения обеспечили на выборах, как предполагают лондонские эксперты, 80% поддержки Бушу. Возможно, в этих опасениях следует искать причины той роли, которую сыграли США и контролируемые ими мировые финансовые институты в финансовом кризисе, внезапно поразившем Японию и ее экономических сателлитов в АТР в 1997-98 гг.

К концу 1980-х гг. уже всем непосвященным было ясно, что положение в Советском Союзе является крайне нестабильным. Если до 1990 г. проблемы обострялись, то в этом году они взаимосвязались и вылились в экономический, этнический и политический кризис. В этой связи авторы напомнили известное выражение Н.Макиавелли о том, что «нет ничего более сложного по начинанию, более рискованного по проведению и более неясного по своим результатам, чем внедрение нового порядка вещей». Эти слова были адресованы советскому лидеру М.Горбачеву, который стоял перед лицом реальной угрозы дестабилизации огромной страны.

В 1989-90 гг. западные эксперты в своих оценках состояния советской экономики перешли от тревожных нот к полукатастрофическим. Во всех отраслях продолжалось падение роста производства. В 1989 г. прирост ВНП составил 2,4% (против 4,4% в 1988 г. и запланированных 5,7%). Ни по одному показателю не удалось достичь запланированных цифр, а добыча угля составила минусовой прирост. Производительность труда выросла на 2,2%, а рост инфляции составил 7,5% (с учетом черного рынка — 11-15%). Отложенный спрос в 1989 г. вырос еще на 70 млрд. руб. и достиг 370 млрд.; бюджетный дефицит увеличился на 130 млрд. руб. Незаконченные объекты оценивались свыше 200 млрд. руб. Экспорт вырос всего лишь на 1,7%, в то время как импорт на 7,9%. Впервые в своей современной истории Советский Союз имел торговый дефицит (около 2 млрд. руб.). Короче говоря, делают вывод авторы, советская экономика перешла в состояние свободного падения. Они считают это непосредственным результатом начавшихся пять лет назад реформ в русле перестройки, и даже финал брежневского правления выглядел лучше с экономической точки зрения. С этого времени на Западе впервые начинают говорить об угрозе голода в отдельных регионах СССР. С ноября 1989 г. с полок магазинов исчезают практически все основные продукты питания. Появляются прогнозы о том, что зима 1989-90 гг. может реально создать угрозу голода.

Однако еще большую опасность, чем экономические, начали представлять проблемы национальные. Нарастающие социальные и экономические трудности и отсутствие реальных способов быстрее исправить положение, а также новоприобретенная возможность выражать открыто свое мнение, привели, как отмечают обозреватели «Стратегического обозрения», к образованию чрезвычайно опасного коктейля в стране, которая представляла собой неразделимую колониальную империю. Первые результаты развития ситуации в таком направлении появились на Кавказе, где подспудно таилось многовековое наследство враждебности между мусульманами и христианами.

Неспособность Москвы сформулировать когерентную национальную политику ярко отразилась в ситуации в Нагорном Карабахе. В результате ей пришлось взять автономную область под свой прямой военный контроль. Авторы считают, что уже в 1989 г. война, которую они называют гражданской, между Арменией и Азербайджаном фактически началась. Ее прямым результатом стала ситуация, когда к власти в обеих республиках пришли национальные (националистические) фронты. Это создавало прямую угрозу монополии на власть центра. Другим крупным источником угрозы было наличие огромных запасов вооружений — стрелкового оружия, бронетанковой техники и даже вертолетов, которые могли попасть, и в конце концов попали в руки экстремистов. В 1989 г. 25 тыс. единиц оружия исчезли со складов советской армии. В этих условиях Москва решилась в январе 1989 г. на ввод армии (55 тыс.) в Баку. Однако это не стабилизировало ситуацию, но сделало ее еще более взрывоопасной.

В 1989 г. волнения на национальной почве охватили также Грузию. В апреле 1989 г. с помощью военной силы была рассеяна мирная демонстрация в Тбилиси; одновременно усилились трения между грузинским населением и националистами в Абхазии и Северной Осетии. В Молдавии также появились первые признаки, свидетельствующие о росте молдавско-румынского национализма. Центральная Азия не осталась в стороне от этих процессов. Волнения на национальной почве в 1989 г. происходили в Узбекистане и Казахстане в 1989 г., в Киргизии и Таджикистане в 1990 г. Характерно, что далеко не всегда и не везде эти выступления носили антирусский или антисоветский характер. Зачастую они принимали форму националистических беспорядков, нацеленных против своих национальных меньшинств (против крымских татар в Узбекистане, против узбеков в Киргизии, против выходцев с Кавказа в Казахстане и т.д.) Однако они вносили свою весомую лепту в общую дестабилизацию Советского Союза.

Совершенно иначе происходил рост национального движения в Прибалтике. Прибалтийские республики взяли целенаправленный и твердый курс на независимость. Гласность дала им возможность добиться открытого осуждения Пакта Молотова-Риббентропа и аннексии своих государств в 1940 г. Таким образом, исчезала легитимная база под их нахождением в составе СССР. Во всех республиках сменились лидеры коммунистических партий, которые открыто встали на сторону националистов, как например А.Бразаускас в Литве. Однако первый шаг в сторону независимости сделала Эстония, провозгласившая в ноябре 1988 г. свой суверенитет, но в рамках СССР. Литва предприняла несколько иной ход: в декабре 1989 г. Компартия Литвы провозгласила свой выход из КПСС. Фактически это означало провозглашение государственной независимости. Москва беспомощно взирала на отделение Прибалтики, как пишут авторы, и причиной этого был тот факт, что ее силы были прикованы к Кавказу. Бурю протеста в балтийских республиках вызвали слова М.Горбачева, который в ходе своего визита в Вильнюс подчеркнул, что он пришел «без армии». Это означало, что он испытывал сильнейшее давление со стороны консерваторов в руководстве КПСС, рассматривавших вопрос военной интервенции в регион. Провозглашение Литвой в марте 1990 г. независимости, вслед за которой последовали Эстония, Латвия и Грузия, означало не просто начавшийся распад Советского Союза, но и пересмотр сложившихся в 1945 г. границ, что таило в себе угрозу дестабилизации международного порядка.

Однако самую большую опасность, подчеркивают авторы, несло потенциальное стремление к независимости Украины и Белоруссии, которые вместе с Россией составляли индустриальное сердце Советского Союза. Без этих республик он уже не мог состояться как супердержава. Во всех республиках возникали недовольство экономической политикой центра и требования пересмотреть перераспределение бюджета. Здесь Горбачев столкнулся с другой фундаментальной проблемой: если каждый требует себе большей доли от общего пирога, то у кого-то уменьшится его доля. В России нашлись общественные силы, которые поставили вопрос о том, что РСФСР с точки зрения перераспределения ресурсов также является ущемляемой стороной, что ее вклад непропорционален ее доли в государственном бюджете. Таким образом, Горбачев столкнулся с новым политическим феноменом — российским национализмом. Б.Ельцин начал с 1990 г. использовать русскую национальную (дореволюционную) символику и российскую тематику в своих речах. В эти же годы начал активно подниматься вопрос о русских меньшинствах в национальных республиках.

В 1988-90 гг. в советской системе вызревал также политический кризис. В 1988 г. на 19-й партийной конференции была существенно изменена система советской легислатуры. Верховный Совет был заменен на Съезд народных депутатов, в который входили 2 250 представителей, две трети из которых избирались более или менее демократическим путем, а остальные представляли общественные (в т.ч. КПСС) организации. Этот съезд выбрал новый Верховный Совет в составе 450 депутатов, который стал первым в истории СССР реальным действующим парламентом. Общественный эффект от деятельности ВС потряс все основы советского образа жизни. Прямые трансляции первых сессий были прекращены ввиду того, что производительность труда в это время упала на 30%. Все самые острые политические и экономические проблемы обсуждались перед аудиторией, которой являлась вся страна. Именно в этот период, считают авторы «Стратегического обозрения», страна узнала правду о самой себе и начала видеть вещи такими, какими они были на самом деле, а новый политический стиль быстрыми темпами в буквальном смысле перевернул все государство. На этой стадии Советский Союз двинулся в направлении подлинной революции; но импульсы к ней шли уже не сверху, как это происходило в начале горбачевских реформ, а снизу — от широких масс населения, получивших возможность политического волеизъявления.

М.Горбачев подошел к решению политического кризиса в своей традиционной аппаратной манере. На сентябрьском пленуме ЦК КПСС 1989 г. он предпринял атаку против ряда консервативных членов Политбюро, заменив некоторых из них, причем занимавших ключевые посты, как например первый секретарь компартии Украины Щербицкий и шефы КГБ и Госплана. Несмотря на это, Горбачеву по-прежнему приходилось лавировать между правыми и левыми, консерваторами и либералами. Занять сторону одной из группировок означало для его личной власти потерять свободу маневра и доверие со стороны другой. На повестке дня остро встал вопрос о новой, внепартийной легитимности лидера перестройки. В этих условиях Горбачев вновь проявил себя как непревзойденный тактик. Накануне февральского пленума 1990 г. в Политбюро и ЦК он столкнулся с ожесточенным сопротивлением со стороны своих коллег по партии в германском вопросе. Горбачев предпринял неординарный шаг, решив апеллировать непосредственно к народу. Через Интерфакс и по другим каналам широкая общественность была информирована о сложнейшей внутрипартийной ситуации и реальном смещении Горбачева. Перед началом пленума 4 февраля в Москве состоялась грандиозная и самая крупная со времен Октябрьской революции демонстрация в поддержку генерального секретаря, в которой приняли участие до полумиллиона человек. Это был сильнейший удар по консерваторам. Но в тоже время эта демонстрация показала, что политическая альтернатива М.Горбачеву существует. Это мог бы быть Б.Ельцин, который дирижировал манифестацией. Напугав консерваторов Ельциным, Горбачев смог осуществить отмену 6-й статьи Конституции, дававшей КПСС монополию на власть, и добиться для себя поста Президента СССР. Это был серьезный шаг от легитимности партийной к легитимности государственной для М.Горбачева, но в реальности его властные возможности все более сужались.

1. Strategic Survey. 1989-1990. — London: IISS, 1990, p.10. ↑