Истоки имперской политики Соединенных Штатов Америки

Соединенные Штаты Америки появились на политической карте мира к концу XVIII века. Молодая республика, добившаяся свободы под лозунгами демократии и равенства, пользовалась огромной популярностью в либеральных кругах Старого и Нового Света. Идеалы американской войны за независимость, и в первую очередь провозглашенное в ее ходе право народов на восстание против внутренней деспотии и иноземного владычества, длительное время воодушевляли борцов за свободу и независимость повсюду в мире. Восторг, с которым был встречен успех американского народа, порождал у лидеров молодой республики чувство законной гордости за свою страну. Осознавая первопроходческий характер своего общества, радикально отличавшегося от устарелых монархических систем остального мира, отцы-основатели США имели все основания считать себя открывателями новой страницы в истории человечества. Отсюда во многом и берет начало мессианизм, столь присущий американской внешней политики на протяжении всей истории этой страны.

Свое воздействие на характер американской политики оказал и сам процесс появления молодого государства – в результате вооруженной борьбы, а также условия, в которых зарождалось и утверждалось американское общество – длительная и упорная борьба за освоение нового континента, сопровождавшаяся постоянными конфликтами с населявшими эту территорию индейскими племенами. Необходимость рассчитывать только на самих себя, быть постоянно в состоянии боевой готовности формировала культ силы, прекрасно воплощенный в знаменитом эпосе Дикого Запада. Расчет на силу, культ оружия, существовавший и существующий в США, были перенесены американскими деятелями и на мировую арену. Прав только тот, у кого в руках достаточно внушительные аргументы в виде оружия.

И все же далеко не сразу подобные черты стали составляющим моментом американской дипломатии. Новое государство не имело достаточных возможностей, чтобы претендовать на сколько-нибудь важную роль в мировых делах. Наоборот, первые руководители США понимали, что военная слабость страны в случае ее вмешательства в европейские конфликты обеспечит ей роль всего лишь младшего партнера в любой коалиции и тем самым сделает ее заложником собственной вовлеченности. Они скорее полагались на географическую удаленность страны от Европы, раздираемой противоречиями, чтобы ни в коем случае не быть втянутыми в ее дела. Играло свою роль и ощущение важности американского эксперимента для остального мира. Рисковать судьбой молодой демократии ради чьих бы то ни было интересов отцы-основатели не собирались. Нежелание оказаться пешками в чужой игре, чреватой к тому же немалыми опасностями, легло в основу первого важного принципа американской внешней политики – изоляционизма. Следует подчеркнуть, что изоляционизм вовсе не значил отсутствия интереса Америки к европейским делам – слишком важным было положение Европы в мире. Он означал только одно: Америка должна сохранять полную свободу действий в любой ситуации. Более того, подчеркнутое невмешательство в европейские политические и военные проблемы ни в коей мере не должно было ставить под вопрос торговые интересы Америки. В Штатах прекрасно знали, что любая война повышает спрос на товары и продукты питания, всемерно обогащая невоюющие государства. Именно таким было содержание «поли­тического завещания» первого президента США Джорджа Вашингтона (1789 – 1797 гг.).

Неучастие в европейских делах отнюдь не означало пассивности молодой республики вообще. Перед новым государством стояла другая, гораздо более для него важная задача – освоение того огромного пространства, которое представлял американский континент. И не только североамериканский. В 1823 году прозвучала «доктрина Монро», сформулированная пятым президентом США (1817 – 1825гг.). Ее суть заключается в формуле «Америка для американцев». Д. Монро предупредил, что США не потерпят вмешательства европейцев в дела Западного полушария. Впоследствии американские президенты будут часто прибегать к такому способу ознакомления мировой общественности со своими намерениями – провозглашение односторонней декларации, не связывающей ее автора никакими обязательствами и сохраняющей за ним возможность ее интерпретации в зависимости от складывающейся обстановки. Доктрина Монро – вторая основополагающая идея американской внешней политики.

История США XIX века – это история продвижения на Запад. Именно тогда в американской политической мысли появилась теория «естественных границ», ставшая идеологическим обоснованием экспансии. Теория носила подчеркнуто расплывчатый характер: по мере достижения одной поставленной цели вырастала другая – Миссисипи, Скалистые горы, Тихий океан… И далее везде, где только могут лежать американские интересы. При этом США не стеснялись в средствах. В 1845 году они аннексировали Техас, а в ходе последовавшей войны с Мексикой – и другие территории, включая Калифорнию. В 1853 – 1854 годах гром пушек эскадры коммодора Перри открыл Америке Японию. Не встречая достойного сопротивления на своем пути на Запад, американские лидеры еще более уверились в своем превосходстве, более того, в своем божественном предназначении нести свет и свободу всему остальному человечеству. В 1845 году журналист Дж. Салливан выдвинул концепцию «Manifest Destiny» (предопределения судьбы), вошедшую в политическую философию, идеологию, фольклор американского народа.

Территориальная экспансия первой половины XIX века была прервана гражданской войной, после которой США на долгое время оказались заняты выполнением задачи окончательного становления системы частного предпринимательства. Страна бурно развивалась, накапливала ресурсы и по мере роста своей экономической мощи начинала все чаще мечтать о ее надлежащей реализации. В Америке все громче стали звучать голоса апологетов силы, все более открыто проявляться имперские амбиции части ее политической элиты. Глашатаем новой политики стал адмирал А. Мэхэн, теоретик «большого флота», ее практическое воплощение связано с именами президентов Г. Кливленда (1885 – 1889 гг.), У. Мак-Кинли (1897 – 1901 гг.), Т.Рузвельта (1901 – 1909 гг.). В последнем десятилетии XIX века США утвердились на Тихом океане, продемонстрировали свою силу, вмешавшись в англо-венесуэльский конфликт, и развязали первую в истории человечества войну за передел мира – с Испанией, в результате чего получили Филиппины и контроль над Кубой.

И все же не оружие стало главным средством формирования американской империи. Далеко не все и в Конгрессе США, и за его стенами одобряли такую политику. Отнюдь не всемогущи были США на мировой арене, где продолжали господствовать великие европейские державы. Главным средством американской экспансии стал доллар. США всемерно использовали свое превосходство в промышленном потенциале, будучи абсолютно уверены в своем преимуществе над торговыми соперниками. При одном условии – что они будут играть по американским правилам. В полный голос этот американский подход оказался озвученным государственным секретарем США Д. Хэем в доктрине «открытых дверей» в Китае в 1899году. Такая политика вполне отвечала интересам Соединенных Штатов. Она позволяла расширять сферу американской торговли без риска войны, более того, сохранять имидж антиколониальной силы, особенно важный в условиях подъема освободительной борьбы в Азии, с максимальной эффективностью использовать главное преимущество Америки – ее гигантский экономический потенциал. «Доктрина Хэя» стала третьим краеугольным камнем американской внешней политики.

Так завершилось формирование основ внешней политики США: невмешательство, то есть сохранение свободы рук в европейских делах, превращение Западного полушария в вотчину Соединенных Штатов в рамках «доктрины Монро», свобода торговли там, где невозможно демонстрировать свою силу, в первую очередь в колониальных владениях европейских держав. Наступал ХХ век…

* * *

Из «политического завещания» президента Джорджа Вашингтона (1796 г.)

«Нация, которая относится к другой с привычной ненавистью или с привычными добрыми чувствами, в определенной степени является рабом. Такая нация – раб своей враждебности или своих добрых чувств, любого из двух достаточно, чтобы увести ее от своего долга и интересов… Великое правило нашего поведения в отношении иностранных государств заключается в следующем: расширяя наши торговые отношения, иметь с ними как можно меньше политических связей. Поскольку мы уже имеем определенные обязательства по отношению к ним, мы обязаны исполнять их со всей добросовестностью. Но на этом надо остановиться. Европа имеет набор собственных весьма важных интересов, которые не имеют никакого или самое отдаленное отношение к нам» (8, 299-300).

Из ежегодного послания президента Т. Джефферсона конгрессу США (17.10.1803 г.)

«Отделенные обширным океаном от стран Европы и от переплетения политических интересов, которые связывают их друг с другом, мы располагаем товарами и потребностями, которые делают торговлю и дружбу с нами полезными для них, а их самих – для нас. Ни у одной из них нет заинтересованности в том, чтобы напасть на нас, ни у нас – беспокоить кого-нибудь из них. Было бы, конечно, в высшей степени неразумно с нашей стороны, если бы мы не воспользовались единственным преимуществом положения, предоставленного нам природой, той возможностью, которую она дала нам, – идти в отдалении от зарубежных раздоров своими путями трудолюбия, мира и счастья, поддерживая общие дружественные отношения и представляя все случаи столкновения интересов на третейский суд скорее разума, чем силы» (4, 225).

Из послания президента Т. Джефферсона гражданам

Вашингтона (4.03.1809 г.)

«Положение, которое мы занимаем среди наций всего мира, почетно, но чрезвычайно опасно. Нам вверены судьбы единственной существующей в мире республики, единственный монумент прав человека и единственное хранилище священного огня свободы и самоуправления, от пламени которого он должен возгореться и в других частях земного шара, когда люди там станут восприимчивы к его благому влиянию. Поэтому все человечество должно вместе с нами радоваться нашему благоденствию и сочувствовать нам в превратностях наших судеб, поскольку в них заключено средоточие всего, что дорого человеку» (4, 228).

Из письма Томаса Джефферсона Джону Адамсу (1822 г.)

«Кажется, если говорить о новостях дня, каннибалы Европы собираются снова поедать друг друга. Война между Россией и Турцией – это все равно что схватка коршуна со змеей. Кто бы из двух разрушителей ни победил, одним из разрушителей в мире станет меньше… Я надеюсь, мы сможем доказать, насколько счастливее для человека следовать политике квакеров [исповедания мира] и что жизнь кормильца лучше жизни бойца; что есть некоторое утешение в том, когда опустошения, произведенные маньяками в одной части света, становятся средством, помогающим развиваться другим его частям. Пусть же это последнее и станет нашим занятием, давайте же доить корову, пока русские держат ее за рога, а турки – за хвост» (4, 218).

Из выступления президента Джеймса Монро

«Всем должно быть очевидно, что чем дальше осуществляется экспансия, при условии, что она остается в справедливых пределах, тем большей станет свобода действий обоих (штатного и федерального) правительств и тем более совершенной станет их безопасность; и во всех прочих отношениях тем более благоприятными станут ее последствия для всего американского народа. Размеры территории, в зависимости от того, велики они или малы, в значительной степени характеризуют нацию. Они свидетельствуют о величине ее ресурсов, численности населения и говорят о ее физических силах. Короче говоря, они создают разницу между великой и малой державой» (41, 22).

Из письма Государственного секретаря США Дж. К. Адамса

американскому посланнику в Мадриде (1823 г.)

«…Остров Куба, расположенный у наших берегов почти в пределах видимости, приобрел по множеству причин чрезвычайное значение для политических и торговых интересов нашего Союза. Господствующее положение, которое занимает Куба в Мексиканском заливе и в Карибском море, характер ее населения, ее местоположение на середине пути между нашим южным побережьем и островом Сан-Доминго, ее обширный и хорошо защищенный порт Гавана, расположенный напротив длинной полосы нашего побережья, лишенного подобного преимущества, характер производимой ею продукции и ее потребностей, являющихся основой весьма выгодной для обеих сторон торговли, – все это, вместе взятое, придает острову такое значение в комплексе наших национальных интересов, что нет никакой другой иностранной территории, которая могла бы идти в сравнение с ним, и наши отношения с этим островом должны быть почти такими же, какие существуют между различными штатами нашего Союза… Если охватить мысленным взором возможный ход событий в ближайшие пятьдесят лет, почти наверняка возникнет убеждение, что присоединение Кубы к нашей федеральной республике станет необходимым для продолжения существования нашего Союза и сохранения его целостности» (18, 280).

Генри Киссинжер о доктрине Монро

«К столетнему юбилею «доктрины Монро» смысл ее постепенно расширялся, и в итоге она превратилась в оправдание американской гегемонии в Западном полушарии. В 1845 году президент Полк объяснял включение Техаса в состав Соединенных Штатов стремлением не позволить независимому государству превратиться «в союзника или зависимую территорию какой-либо иностранной нации, более могущественной, чем оно само», а следовательно, избежать угрозы американской безопасности. То есть «док­трина Монро» оправдывала американское вмешательство в дела других государств не только в случае наличия реальной угрозы для страны, но и при одном лишь появлении возможности подобного вызова…» (41, 27).

Из «Манифеста судьбы» Джона Салливана

«Необъятное, безграничное будущее станет эрой американского величия. В своем великолепном господстве над пространством и временем этой нации наций предначертано доказать всему человечеству превосходство божественных принципов; основать на земле самый благородный храм, ко­торый когда-либо был посвящен поклонению самым величественным идеа­лам – Священному и Истинному. Основанием этого храма будет полушарие, его крыша – небесный свод, усыпанный мириадами звезд, и его паствой – Союз многих республик, охватывающий сотни счастливых миллионов, не называющих никого господином, а управляемых по божьему, естественному и нравственному праву равенства, законом братства, мира и доброй воли» (75, 107).

Из памфлета священника Джошиа Стронга (1885 г.)

«Когда в мире больше не будет свободных земель и нехватка средств существования будет ощущаться в США в такой же мере, как в Европе и Азии, тогда мир вступит в новую фазу истории – конечную борьбу рас, к которой готовятся англосаксы… Тогда проявят себя могучие центробежные силы, унаследованные в запас и усиленные в Америке. Тогда эта мощная раса, наделенная несравнимой энергией, со всем величием превосходства в населении и мощью богатства, представитель величайшей свободы и чистейшего духовного христианства, высочайшей цивилизации, особенно когда она разовьет в себе агрессивные черты, рассчитанные на то, чтобы распространить свои институты на человечество… пойдет на Мексику, Центральную и Южную Америку, на заморские острова, в Африку и дальше и заполнит всю землю» (57, 82).

Из ноты государственного секретаря США Р. Олни Великобритании (20.07.1895 г.)

«В настоящее время США фактически являются хозяином нашего материка, и их законы обязательны для подданных, которые находятся под их покровительством. Почему? Не только потому, что они (США) проявляют бескорыстную дружбу или добрую волю по отношению к ним. И не просто по причине своей высокой репутации как цивилизованного государства, не потому, что мудрость и справедливость являются неизменными характеристиками всех поступков Соединенных Штатов. А потому, что в дополнение ко всем остальным причинам неограниченные ресурсы США наряду с изолированным положением делают их хозяином ситуации и фактически неуязвимыми перед лицом любого из государств и всех их вместе взятых»
(9, 171).

Из выступления президента США У. Маккинли перед делегацией священников (1899 г.)

«Правда заключается в том, что я не хотел Филиппин, и когда они попали нам в виде дара божьего, я не знал, что делать с ними… Я искал совета со всех сторон – у демократов и у республиканцев, но помощи было мало. Я сначала думал, что нам следует взять только Манилу; потом Лусон; потом, возможно, и другие острова. Ночь за ночью я ходил по комнатам Белого дома; и я не стыжусь сказать… что я неоднократно опускался на колени и молил Всемогущего Господа ниспослать мне свет и руководство. И вот однажды ночью оно снизошло на меня – не знаю как, но снизошло: (1) Что мы не можем вернуть их обратно Испании – это было бы трусливо и бесчестно; (2) Что мы не можем передать их Франции или Германии – нашим торговым соперникам на Востоке – это было бы плохим бизнесом; (3) Что мы не можем предоставить их самим себе – они не готовы к самоуправлению, и там вскоре воцарится анархия и беспорядок худший, чем при испанцах; и (4) Для нас не остается ничего иного, как взять их все и воспитать филиппинцев, цивилизовать их и обратить в христиан, и с Божьей милостью сделать для них все возможное, как для братьев во Христе. И потом я лег спать, и заснул, и спал крепко, а на следующее утро я послал за главным инженером военного министерства (он наш специалист по кар­там), и я сказал ему поместить Филиппины на карту Соединенных Штатов, и вот они там, и будут там, пока я остаюсь президентом» (9, 141).

Из книги Теодора Рузвельта, президента США

«Мы не можем избежать той ответственности, что противостоит нам на Гавайских островах, Кубе, Пуэрто-Рико и Филиппинах. Все, что мы можем решить, заключается в следующем: или мы встретим эти проблемы так, что это приумножит нашу национальную честь, или же мы в результате нашего неумелого обращения с этими проблемами впишем мрачную и позорную страницу в нашу историю… Я проповедую вам, мои соотечественники, что наша страна призывает не к легкой жизни, а к напряженным усилиям. ХХвек маячит перед нами с судьбами многих народов. Если мы будем оставаться в бездействии, если мы будем стремиться только к напыщенному и праздному покою и бесславному миру, если мы уклонимся от тех состязаний, в которых победят те, кто ставит на карту собственную жизнь и рискует всем, что дорого, тогда более смелые и сильные народы обойдут нас и выиграют для себя господство в мире» (32, 6-7).

Из выступления сенатора А. Бевериджа (1897 г.)

«Наша судьба предначертает нашу политику: мировая торговля должна быть и будет нашей… Американский закон, американский порядок, американская цивилизация и американский флаг прочно утвердятся на берегах, которые пока еще погружены в кровавые войны и мрак невежества, но будут превращены руками божьего провидения в прекрасные и светлые»
(61, 3).

Из выступления сенатора А. Бевериджа (1899 г.)

«Филиппины наши на веки вечные. А сразу же за Филиппинами расположен необъятный китайский рынок. Мы никогда не отступимся ни от того, ни от другого… И мы не отречемся от своего участия в миссии нашей расы по цивилизации мира, доверенной нам богом… как избранному им народу, призванному вести остальных к обновлению мира… Тихий океан – наш океан… И Тихий океан – это океан торговли будущего. Большинство следующих войн будет битвами за торговлю. Держава, господствующая на Тихом океане, следовательно, будет господствовать над миром. А с приобретением Филиппин этой державой станет – и навеки – американская республика» (48, 28-29).

Из выступления президента США У. Тафта

«Это – политика замены пуль долларами… Это – откровенное стремление расширить торговлю Америки, причем безусловно предполагается, что правительство США должно оказывать всяческую возможную поддержку всем законным и полезным предприятиям американцев за границей»
(45, 116).

Из письма будущего президента США В. Вильсона (1902 г.)

«Соединенные Штаты достигли полной зрелости, дни нашей изоляции миновали… Перед нами открывается новая эра, и, по-видимому, отныне только мы должны руководить миром» (75, 463).