О Китае и китайском политике

ИЛИЙСКИЙ КРИЗИС

«ИЛИЙСКИЙ КРИЗИС» КАК «ПОСЛЕДНИЙ КЛАПАН». (ВОПРОС О СУДЬБЕ ИЛИЙСКОГО КРАЯ В ПОЛИТИКЕ ЦИНСКОГО КИТАЯ И РОССИЯ В КОНЦЕ XIX в.)

ЕЩЕ РАЗ ОБ «ИЛИЙСКОМ КРИЗИСЕ».

Вторая половина XIX в. характеризовалась сложной и противоречивой обстановкой внутри государств, имевших отношение к Центральной Азии. То был период весьма острых политических столкновений между несколькими заинтересованными странами на его территории. Восстания дунган и уйгур на территории Джунгарии и Восточного Туркестана (1864-1877) и последовавшее за ними объединение большей части территории Синьцзяна под эгидой государства Йэттишаар (1863-1875) и последовавшие за ними объединение большей части территории Синьцзяна под эгидой государства Йэттишаар (1863-1875) не могли оставить державы, сопредельные региону, равнодушными наблюдателями событий. Синьцзян стал местом нескрываемого противоборства между Россией, Англией (со стороны Британской Индии), Китаем и самими повстанцами-мусульманами. Интересы Китая и России в Синьцзяне сплелись в 60-80-х гг. XIX в. в гордиев узел, который, к счастью, был мирно развязан, а не разрублен в 1881 г. С середины 60-х и по начало 80-х XIX в. названные страны определили политику по отношению друг к другу и к государствам и народам Центральной Азии. История традиционных внешнеполитических связей Китая с государствами и народами северо-западных территорий свидетельствует, что до периода Цин Китай не имел действительно длительного и весомого контроля над этим районом. Установление реального сюзеренитета Китая над Джунгарией и Восточным Туркестаном произошло в 1755-1759 гг. в результате завоевания Цинами двух государств — Джунгарского ханства и Государства ходжей в Восточном Туркестане (Яркендского ханства). Из этого недвусмысленно следует, что первой и важнейшей силой, стремившейся к сохранению своей власти над районом после восстания был цинский Китай. Между тем, первая половина XIX в. стала и для России периодом значительного укрепления ее положения в Средней Азии и Казахстане, что автоматически повлекло за собой смыкание ее новых владений с землями цинского Китая в Центральной Азии. Этот геополитический фактор (при известной этнической общности населения Восточного Туркестана и российской Средней Азии) диктовал желательность быстрейшего установления торговых отношений России и Китая в Центральной Азии и вызвал необходимость определения там четкой границы. Итак, Россия была второй страной, вплотную заинтересованной в благоприятном развитии событий в Центральной Азии, т.к. нуждалась не только в безопасности своих границ, но и в выгодных рынках сбыта. Британские политики следили за развитием событий в Центральной Азии не только из Лондона, но и из Дели. Для «Владычицы морей» было важно изолировать Джунгарию и Кашгарию от Цинской империи, а британские власти в Индии рассчитывали подчинить государство Якуб-бека Йэттишаар своему влиянию, сделав его ядром не только всех мусульманских территорий Китая, но и Центральной Азии вообще. В перспективе имелось в виду создать единое крупное государство, опекаемое Англией. Великобритания стремилась не допустить превращения Синьцзяна в ворота, открытые для расширения российской торговли и роста ее политического влияния в Азии. В предыдущей главе подробно прослеживалась аргументация Цзо Цзунтана, когда в полемике с Ли Хунчжаном он пытается обосновать важность возвращения Цинской империи Джунгарии и Восточного Туркестана. Как можно было видеть, ссылки на территориальную экспансию России, ее, якобы, стремление через Синьцзян и Монголию открыть себе путь на Пекин, были одним из главных аргументов Цзо. Нам предстоит доказать, что к началу развертывания дискуссии, о которой шла речь в предыдущей главе, оснований для таких предположений Цзо Цзунтана фактически не было. Речь, прежде всего, идет о так называемом «Илийском вопросе», когда в силу ряда причин русским войскам было отдано распоряжение временно занять Илийский край. События десятилетия с 1871 по 1881 г., когда русские войска аннексировали часть «Новой территории» Цинской империи — Синьцзяна, не случайно получили название «Илийский кризис». Несомненно, что в XIX в. подобные действия не могли быть расценены «мировым сообществом» (такового, впрочем, еще не существовало) как иракский «аншлюс» Кувейта 1991 года, например, однако политический кризис также был налицо. Ввод русских войск в Илийский край с центром в городе Кульдже и их десятилетнее пребывание там в отечественной историографии принято было считать «вынужденным» шагом русского правительства. Эта долговременная акция была вызвана и обострением военно-политической обстановки на границах Казахстана в результате антицинских выступлений в Синьцзяне, и англо-русскими противоречиями. Можно видеть, что Синьцзян превратился в котел противоречий, грозивший неизбежным взрывом. Как будет показано ниже, мирное разрешение Илийского кризиса и стало, по знаменитой ленинской формулировке «последним клапаном», на время ослабившим напряжение между Китаем и окружающим миром. «Илийский вопрос», — один из весьма острых в истории русско-китайских отношений, т.к. затрагивает проблемы территориального разграничения между Россией и Китаем. Он неоднократно рассматривался в отечественной литературе. Так, Илийский вопрос является одним из предметов исследования в труде А.Л. Нарочницкого «Колониальная политика капиталистических держав на Дальнем Востоке. 1860-1895». (321, сс. 210-212). Б.П. Гуревич весьма подробно останавливается на этой проблеме в своей статье «История «Илийского вопроса» и ее китайские фальсификаторы» (183, сс. 423-460), была написана диссертация К.А. Сутеевой (356), а в западной литературе существует обстоятельная монография известного американского китаеведа И. Сюя (577), не свободная от несколько тенденциозного, если не сказать, антироссийского подхода, который, впрочем, некоторые американские исследователи оценивают прямо противоположно, как про-русский (545). Нас здесь интересует, однако, не течение кризиса, подробно описанное исследователями, но выработка политики России и Китая в отношении Синьцзяна в указанный период и разногласия в верхах этих стран по поводу военных действий в Илийском крае. Нас также интересует острая дискуссия между главами различных политических группировок цинского Китая по вопросу о разрешении Илийского кризиса, отразившая различные взгляды на международные отношения в Центральной Азии, на обороноспособность Китая и многие другие важные политические вопросы, именно в ее ходе была выработана практическая политика в отношении Синьцзяна и России. В этой связи представляется важным рассмотреть политические программы и аргументацию двух основных действующих лиц дискуссии — усмирителя Синьцзяна Цзо Цзунтана и тогдашнего генерал-губернатора столичной провинции Чжили — Ли Хунчжана. Для выяснения этих вопросов необходимо будет прибегнуть к помощи архивных документов, вскрывающих истинные мотивы мех или иных лиц и сил в решении этих проблем. Некоторые представители современной китайской историографии доныне рассматривают весь комплекс проблем, связанных с событиями в Джунгарии и Восточном Туркестана в 60-х-80-х гг. XIX в. в свете концепции «единой китайской нации». Основываясь на этом, делаются выводы о том, что грандиозные антицинские восстания 1864-1877 гг. были «раскольническими движениями узурпаторов», стремившихся к расчленению единого Китая. Такую точку зрения вряд ли можно признать верной, вспомнив историю отношений Китая с Западным краем, которым, как уже отмечалось, он владел лишь эпизодически в периоды наибольшего расцвета своего могущества. Так же, как и оценка Цзо Цзунтана, подход к «Илийскому вопросу» различен в отечественной и китайской историографии, что только естественно. Занятие Россией Или рисуется китайскими авторами «захватом части территории Китая», который Россия осуществила, «улучив благоприятный момент». (420). Необходимо в общих чертах обрисовать развитие событий в 1864 г., чтобы уяснить позиции России и Китая в Синьцзяне.

РОССИЙСКИЙ ВЕКТОР. ВЗГЛЯД ИЗ ПЕТЕРБУРГА.

Определению судьбы Илийского края предшествовали в 60-х гг. XIX в. напряженные дебаты о судьбе всего Синьцзяна, утерянного Цинами через сто лет после завоевания в 1758 г. императором Цянь Луном. В широко проведенной дискуссии по вопросу о целесообразности обладания столь отдаленными от собственно-Китая землями возобладало мнение Цзо Цзунтана (в противовес Ли Хунчжану, выступавшему за отказ от «Новой границы»), который возглавил и провел в 1875-81 гг. свой Западный поход (Сичжэн), восстановивший статус-кво на всей территории Синьцзяна кроме Илийского края (189). Таким образом, нам предстоит рассмотреть аргументы сторон на новом витке дискуссии в вопросе об Или. Итак, летом 1864 г. в Джунгарии и Восточном Туркестане начались восстания дунган и уйгуров, носившие антицинский характер (389). Это движение было всемерно поддержано проживавшими в Синьцзяне киргизами и казахами, что не могло не вызвать отголоска среди их соплеменников, находившихся в пределах Российской империи (357, 368. 68, оп. 65, д. 68, л. 256). 1 ноября 1864 г. восстание вспыхнуло в Кульдже — административном центре Цинов в Илийском крае. Восставшие вынудили илийского цзянцюня (военного губернатора) Мин Сюя с остатками гарнизона укрыться в цитадели города. События в Синьцзяне вызвали естественное беспокойство у правительства Российской империи. Именно в то время, когда России предстояло широко развернуть освоение своих новых владений в Центральной Азии, воплотить в жизнь выгодные для русской торговли условия Пекинского договора 1860 г. и провести, наконец-то, русско-китайское территориальное разграничение, восстания в Синьцзяне и создание там Якуб-беком мусульманского государства могли нарушить планы России. Какова же была позиция России и как она трансформировалась в зависимости о политической конъюнктуры? Несмотря на установку поддерживать власти Цинской администрации на территории Синьцзяна, правительство России и как она трансформировалась в зависимости от политической конъюнктуры? Несмотря на установку поддерживать власти Цинской администрации на территории Синьцзяна, правительство России не пошло на оказание прямой военной помощи Китаю в Западном крае. Причин тому было несколько: вооруженная помощь на стороне маньчжурских властей, несомненно, вызвала бы недовольство подданных России и мусульман, а сами царские власти не имели тогда в Казахстане и Средней Азии необходимых сил для подобного похода. 29 ноября 1864 г. Мин Сюй обратился к начальнику пограничного Алатавского округа Г.А. Колпаковскому с прямой просьбой об оказании военной помощи против повстанцев. Цзянцзюнь просил прислать отборное войско, апеллируя к «долголетней дружбе обоих государств, побуждающей взаимно охранять пограничные места: «Будучи уверены, что оба наши государства одинаково имеют в виду сохранение и оберегательство пограничных мест, не можем не надеяться достигнуть совершенного рассеяния умножающихся мятежников… Если великое войско придет в скором времени, то на десять тысяч лет утвердится доброе согласие…» (67, ф. Гл. арх., 1-9, оп. 8, д. 12, лл. 4-4 об). Колпаковский дал в ответ понять, что столь важный политический вопрос может быть решен лишь в Петербурге. Несмотря на столь недвусмысленный ответ, в Верный (ныне Алматы) в конце декабря 1864 г. прибыла новая делегация с просьбой об ускорении присылки войск в Кульджу. В письме цзянцзюнь благодарил Колпаковского за то, что тот «донес о его просьбе белому царю», ожидая, что, немедленно по получении высочайшего указа, русские «придут и освободят город». Мин Сюй полагал, что таким образом «будет сделано дело, которое мы сто и десять тысяч лет будем помнить. Наш народ умеет ценить добро». (Цит. по 380, с. 58). По-своему он оказался прав, с той только разницей, что действия российских войск спустя пять лет были расценены приблизительно так, как в 1980 г. вторжение советских войск в Афганистан, хотя так же, как и в случае в Или, оно было предпринято после просьбы о военной и «моральной» поддержке. В начале 1865 г. подобные обращения возобновились. Их подкрепила более широко сформулированная просьба о помощи из Пекина: сановники Цзунли ямыня обратились непосредственно к царскому правительству России через российского посланника В.Г. Влангали. В письме к Влангали от 28 июля 1865 г., в частности, говорилось: «Что же касается до предложения Илийского цзянцзюня, желавшего просить помощи войском против мятежников, то мы… со своей стороны, не желаем усиленно домогаться от вашего правительства того, что представляет большие затруднения. Но не может ли оно снабдить нас временно некоторым количеством оружия и дать несколько опытных артиллерийских солдат и офицеров, чтобы они помогли нашим войскам в сражении, или, по прежнему примеру в Кяхте, подучили наших солдат употреблению военного оружия и других приемам, как английский генерал Гордон в Шанхае». (68, ф. 38, оп. 31/287, д. 35, св. 894, л. 3; 67, ф. Гл. арх., 1-9, оп. 1864 г., лл. 191. пер.) 3 августа того же года русский посланник в письме принцу Гуну (Исиню) и сановникам Цзунли ямыня отмечает, что территории России, прилегающие к западной границе Китая мало населены, следовательно, и их военные возможности были незначительны. В письме Влангали тонко обосновал отказ в помощи войсками тем, что жители Российского Туркестана, кочевые киргиз-кайсаки, «беспокойны и исповедуют магометанскую религию, удержать их в покое стоит немалого труда и усилий при существующих волнениях между их единоверцами в Западном Крае». Посланник указывал на то, что «неприязненные действия», в которых Россия находится с кокандцами, уже диктуют увеличение ее военных сил со стороны Коканда, а восстание в Кашгарии вынуждает укреплять границу и в этом направлении. Влангали полагал, что «если бы где-нибудь мы ослабили наше положение и наши действия, то… можно опасаться, что побуждаемые одним и тем же духом, все эти магометане соединились бы и не направили бы свои действия в одну сторону, что придаст большую силу инсуррекции и распространит ее». (67, ф. Гл. Арх, 1-9, оп. 1863, д. 12, лл. 193-195). Несомненно, что столь твердо сформулированное решение не отражало обеспокоенности по поводу событий в Центральной Азии, что правительству России было трудно выработать линию в вопросе о Синьцзяне. Будучи мусульманским, Йэттишаар мог, действительно, стать центром, привлекавшим в свои пределы всех недовольных единоверцев из центральноазиатских владений, совсем недавно попавших под власть Российской империи. Учитывать приходилось также интересы и влияние Англии и Турции. Между тем, образование подобного единого мусульманского государства в Центральной Азии было бы, на наш взгляд, только естественно и, возможно, эта перспектива не исключена на рубеже второго и третьего тысячелетий. Обстановка в Синьцзяне и, главным образом, в Восточном Туркестане, находившемся между Российской Средней Азией и Британской Индией не могла не вызвать озабоченность Англии. Этот район уже давно виделся правительству Великобритании выгодным рынком сбыта английских товаров и неким коридором для своего дальнейшего торгового и политического проникновения в Среднюю Азию и Казахстан. Английские эмиссары, действовавшие в Йэтишааре, так расценивали значение для своей державы этого района: «В наших глазах эта страна приобретает особый интерес как… вследствие попыток развить торговлю по этому направлению между нашей Индией и между правителями этого новоорганизованного государства Центральной Азии, так и по особенным отношениям к ее русскому соседу». (124, с. 1). Среди посланцев Британии в Восточном Туркестане особо известны У. Г. Джонсон и Роберт Б. Шоу (Ша), посетившие Восточный Туркестан с целью выяснения общей обстановки на западных границах Цинской империи. Таким образом, становилось ясно, что Якуб-бек, будучи, в некотором роде, орудием центральноазиатской политики Британии, был настроен против России, но так как на территорию его государства не переставала претендовать Цинская империя, век назад включившая эти земли в свои границы, необходимо было строить отношения с центральноазиатскими мусульманами, оглядываясь и на них, и не Цинов. Сохранение цинского сюзеренитета над народами Западного края представлялось русским политикам, более соответствовавшим интересам России, чем победа местных политических сил, т.к. восстание полностью нарушило и торговые связи Синьцзяна с российским Туркестаном, и торговлю крупных русских купеческих домов с внутренним Китаем через территорию Джунгарии. В особенности пострадала торговля чаем. Резкое недовольство российских властей вызвало и уничтожение русских консульств в Или и Чугучаке. (124, с. 5). В 1869 г. возросла и миграция в Россию казахов и киргизов, что создавало сложную обстановку на границе между Россией и Китаем. Однако, несмотря на несомненную заинтересованность России в установлении твердой власти в Джунгарии, русское правительство до поры придерживалось в этом вопросе осторожного нейтралитета, ибо, несмотря на многолетнюю традицию дружественных и добрососедских отношений между двумя странами, оказание военной помощи могло быть неоднозначно расценено в политических кругах. В создавшемся положении конкретные рекомендации военного министра Д. А. Милютина командующему войсками Западно-Сибирским военным округом А. О. Дюгамелю 25 октября 1865 г. заключались в том, чтобы «уклоняться от прямого участия в борьбе китайцев с дунганами, т.к. такое вмешательство несовместимо с нашими интересами при шатком положении маньчжурского правительства в Западном Китае». (Цит. по 380, с. 687). Нейтралитет заключался в обещании русских властей не продавать оружие и съестные припасы «инсургентам», а также прислать несколько специалистов, чтобы выучить китайцев «владению оружием в строю». Помимо этого, русские власти не возражали против покупки цинской администрацией съестных припасов в русских пределах с рассрочкой платежа, как о том просила китайская сторона. Тем не менее, в просьбе снабдить илийского цзянцзюня порохом и оружием было отказано. (цит. по 380, с. 687). Между тем, развитие событий в Синьцзяне все более настораживало русское правительство. Директор Азиатского департамента МИД России П. Н. Стремоухов писал весной 1871 г.: «Нельзя не прийти к заключению, что нынешнее неопределенное положение может продлиться очень долго. Между тем от водворения порядка в соседних с нами землях зависит развитие и процветание всего нашего Семиреченского края. Торговля этого края теперь окончательно убита…» (68, ф. ВУА, д. 6823, л. 116). «Города (Сергиополь, Копал, Верный), — продолжает Стремоухов, — успевшие достигнуть значительной степени благосостояния, приходят в упадок; наконец, для сохранения границы мы принуждены делать большие непроизводительные затраты». (68, ф. ВУА, д. 6823, лл. 116, об.). Нельзя, конечно, упускать из виду и ту роль, которую играла Англия в создавшемся положении; именно вследствие ее деятельности в Центральной Азии, русские политики имели все основания опасаться неблагоприятного для России развития ситуации близ своих среднеазиатских владений. Подобно русским политикам, англичане рассматривали Синьцзян и, в особенности, Восточный Туркестан, как выгодный рынок сбыта английских товаров. Но если помимо этого для России Синьцзян играл лишь роль транзитного пункта, через который русские купцы попадали со своим товаром с собственно Китай, то для Англии это был полустанок на пути к среднеазиатским владениям России и Казахстану. Поэтому Британии было гораздо выгоднее, чтобы мусульманское государство на территории Синьцзяна не только самоопределилось, но и стало центром всех центральноазиатских и среднеазиатских мусульман (113 А, с. 35). Расхождения в интересах России и Англии налицо. В 1868 г. крупный чиновник британской администрации в Индии г. Дуглас Форсайт сообщал в меморандуме вице-королю Индии Джону Лоуренсу, что в Восточном Туркестане сложилась благоприятная обстановка для английской активности: «Можно было бы помочь Якубу, искусному магометанскому врагу русских, пытающемуся основать династию в Восточном Туркестане, который с помощью субсидий деньгами и оружием мог бы укрепиться в пустыне; средство неплохое, если мы желаем ускорить давно ожидаемое столкновение». (цит. по 113 А, с. 145, л. 116). Чувствуя за собой поддержку Англии, Якуб-бек стал претендовать на территорию Нарынского края, принадлежавшего России с 1860 г. по Пекинскому договору, а на северо-западных границах Йэттишаара с Кокандским ханством занял ряд крепостей, аннексировав часть его земель (261, с. 148). Посланцы Якуба в Средней Азии призывали мусульман к борьбе с «неверными». Наибольшее беспокойство российских властей вызвало предложение «одновременно напасть на Семиреченскую область», сделанное Якуб-беком правителю Таранчинского ханства (цит. по 183, с. 484). Необходимо, однако, отметить, что, несмотря на стремление Англии подчинить Якуб-бека своему влиянию, сделать его орудием в борьбе с Россией в Центральной Азии, он лишь умело пользовался английской помощью, сохраняя при этом практически независимую политическую линию. В 1869 г. английские власти предложили русскому правительству признать уйгурское государство Йэттишаар суверенным и независимым от Китая. Однако это предложение было отвергнуто в Петербурге «как по причине неуверенности в прочности его власти, так и по причине непризнания его Китаем». (Цит. по 321, с. 24). Тем временем, к 1870 г. отношение у синьцзянским событиям в России уже относительно устоялось. Позиция невмешательства в кризис была преодолена. Вот, что писал 16 авг. Того года К. П. Фон Кауфман Д. А. Милютину: «…в конце 1864 г., когда возник вопрос об оказании помощи китайцам против восстания, наше правительство, считая противным интересам России поддерживать власть Китая, решилось держаться нейтралитета. При тех преувеличенных сведениях о многочисленности мусульманских сил в Западном Китае, мы тогда могли опасаться, что подача помощи китайцам, требуя больших расходов, при недостаточном с их стороны содействии, могла не привести к желаемому результату и поставила бы нас в непримиримо враждебные отношения к соседнему мусульманскому населению. Теперешнее положение России, при сознании ничтожества (sic!-Д.Д.) мусульманских государств, — Таранчинского, Дунганского и Кашгарского, должно переменить нашу политику в отношении к западному Китаю» (68, ф. ВУА, д. 6823, лл. 238-239 об). На послании Кауфмана имеется пометка Милютина, которая знаменует собой начало поворота во взгляде на участие России в центральноазиатских делах. Приписка гласит: «Конечно, наше положение в отношении к западному Китаю не совсем выгодно, и нельзя не пожалеть, что мы назначили себе такую невыгодную границу. Занятие Кульджи и Чугучака было бы делом нетрудным, но ген/ерал/ад/ъютант/ Кауфман предполагает занять эти города ля того, чтобы передать их китайцам, а между тем, сам же признает, что китайское правительство так слабо, что не в состоянии держаться в одной отдаленной окраине…» (68, ф. ВУА, д. 6823, л. 238). Таким образом, для русских дипломатов уже стал ясен ряд факторов в пользу активных действий в районе Кульджи, наиболее близко расположенном к границам России. Это неудовлетворительность территориального разграничения на границе с Синьцзяном, явная нереальность того, что Китай сохранит власть в Синьцзяне и обезопасит, тем самым, среднеазиатские владения России и опасения чрезмерного усиления власти Якуб-бека (П. Н. Стремоухов свидетельствовал, что последний намеревается завладеть и Илийским краем12) и влияния на него Англии (цит. по 380, с. 685). Тем не менее, несмотря на близкое к взрывоопасному состояние дел в Синьцзяне, 19 ноября 1870 г. Милютин направляет командующему фон Кауфману предписание о запрете выступать на Кульджу и Илийскую долину. (68, ВУА, д. 682, л. 346-346 об.).

ВЗГЛЯД ИЗ ВЕРНОГО.

В конце ноября 1870 г. из русского штаба в Верном в Кульджу была направлена дипломатическая миссия во главе с капитаном А. В. Каульбарсом, имевшая целью договориться с правителем Илийского края, султаном таранчей Абильоглы, не ладившим с Россией, об обмене представителями, разрешении спорных пограничных вопросов, содействии местных властей Илийского края, развитию русской торговли и т.д. Нельзя сказать, что миссия завершилась успешно. Менее всего перспектив возникло в разрешении вопроса о торговле, т.к. султан уклонился от его обсуждения. Путь, через который шел поток русских товаров не только в Синьцзян, но и во внутренний Китай, оказывался перерезанным на неопределенное время. Руководитель миссии констатировал в записках об итогах своего посольства, что «отношение к нам Якуба служит соблазнительным примером правителю Кульджи». (Цит. по 183, с. 436).13 Перспектива того, что Якуб-бек завладеет всей территорией Джунгарии и, главное, Илийским краем, становилась основной причиной сомнения русских дипломатов в безопасности границ и сохранности торговых связей с Китаем. Однако чем больше русские власти склонялись к решительному шагу — занятию стратегически важной Илийской долины, тем слабее становилось желание цинской администрации воспользоваться той помощью, о которой она прежде так настойчиво просила Россию. Цинские власти, несомненно, понимали, что такой шаг России был бы в минимальной степени предпринят ради интересов Китая. Поэтому, когда русское правительство пыталось окончательно выяснить, желательно ли для Цинов восстановление их власти в Синьцзяне с помощью русских штыков, пекинские власти уже не спешили с положительным ответом. Однако, даже в этой ситуации, П. Н. Стремоухов писал канцлеру Горчакову, что маньчжурских сановников «не только не пугает мысль о возможности нашего вмешательства в дела этих областей, но, что они как бы желали этого». (Цит. по 183, с. 437). Пока же на дипломатическом уровне шел обмен мнениями, в Туркестанском округе вызрело мнение, что настало время превентивно занять Кульджу и Илийский край. В отличие от российских дипломатов высшего ранга, которые, хотя и склонялись к тем же выводам, но медлили с решительными действиями, военные на местах видели больше оснований для таковых. Именно они (в частности, Кауфман) поставили перед русскими властями вопрос об отказе от политики нейтралитета. В письме А. М. Горчакову Кауфман указывал, что «настоящее положение дел на границе уже нетерпимо… Мы же должны теперь, как для пользы наших среднеазиатских владений, так и, в особенности, для восстановления упавшей торговли нашей с Западным Китаем, помочь Китаю…» (68. Ф. ВУА, д. 6823, л. 243). Эта формулировка Кауфмана называет и повод для похода, и его настоящие цели. Кауфман полагал, что лучшим способом достичь этой цели было бы «одновременное движение китайцев на Урумчи и наше на Кульджу», но предпочтительно «теперь же занять Кульджу, объявив при этом китайцам, что им будет возвращен город, как только явится на то уполномоченное от них лицо». (68, ф. ВУА, д. 6823, л. 243). Как видно, предложение Кауфмана могло толковаться двояко: можно было лишь декларировать временность захвата края, а можно было, действительно, иметь это в виду. Резкий перелом во взглядах высших царских сановников России на жизнеспособность цинской администрации в Синьцзяне произошел зимой 70-71 гг. До конца 70-го года в дипкругах России (Влангали, Стремоухов, Горчаков) полагали, что восстания в северо-западном Китае носят временный характер и неизбежно будут подавлены при возвращении этих территорий под контроль Цинской империи (68, ф. ВУА, д. 6810, л. 43). Совещание осени 1870 г., возглавлявшееся военным министром, согласилось с советником МИД К. В. Остен-Сакеном в том, что было бы «неполитично отступать ныне от традиционной внешней политики» по отношению к «сильному и долговечному соседу» (68, ф. ВУА, д. 6839, лл. 127-129). В начале 1871 г. возникает не оправдавшаяся после уверенность, что для Китая после восстания тайпинов, мусульман Шэньси, Ганьсу и прочих, организация крупного похода на северо-запад с целью подавления сепаратистских мятежей была бы сомнительна. Весной 1871 г. снова состоялся ряд совещаний, рассматривавших события в Синьцзяне уже исходя из изменившейся ситуации. Наибольшие опасения вызывала деятельность Якуб-бека, в особенности, занятие его войсками стратегически важного Музартского перевала и планы захвата Урумчи. Начальник Главного штаба Гейден провидел, что России грозило образование вблизи ее границ «сильного мусульманского владения, во главе которого стоял бы энергический, но недружелюбный нам Якуб-бек» (цит по 380, с. 7,9). К 69-71 гг. волнения среди дунган и таранчей стали оказывать все большее влияние на казахское и киргизское кочевое население России. В 1869 г. в результате восстания в Западной Монголии, был поставлен под угрозу и другой торговый путь из России в Китай — из Кяхты в Пекин. Причиной тому был сильный натиск дунганских повстанцев из Урумчи, которые, пытаясь спастись от преследовавших их войск Якуб0бука, заняли г. Улясутай в Западной Монголии. Царившая в Улясутае и Урге паника парализовала окончательно торговые связи двух стран. (321, с. 212). Рассмотрев вышеизложенные соображения, высшие сановники МИД на специальных совещаниях весной 1871 г. постановили, что «как общие интересы государства, так и частные условия администрации в пограничных зонах наших с Китаем не дозволяют нам оставаться безучастными к совершающимся в соседней стране событиям и, что, напротив, весь вред, причиняемый ими в течение 7 лет нашему политическому значению и торговле делает вмешательство наше в дела Западного Китая в самом близком времени неизбежным». (Цит. по 138, с. 437). Было принято решение занять два основных города «в центре Джунгарского района» — Кульджу и Урумчи, направив для этой цели два отряда русских войск из Семиречья и со стороны озера Зайсан (138, с. 437). План, разработанный МИД России предполагал, что все действия русских войск будут производиться при непосредственном участии маньчжурских представителей, а после восстановления в указанных районах власти цинской администрации, русские войска покинут территорию Синьцзяна (138, с. 438). Данный план должен был передать цинским властям русский посланник Влангали. Однако последний сообщил, что «соглашение с китайцами для совместного действия в нынешнем году на западно-китайской границе сомнительно». Из этих сведений явствовал вывод, что российское правительство должно, таким образом, сосредоточиться на выполнении тех мер, которые необходимы только для соблюдения интересов России. Это новое мнение вылилось в указание занять территорию лишь Илийского края; окончательное решение относительно Урумчи не принималось. Ввод войск планировался на осень 1871 г. (68, ф. ВУА, д. 6839, л. 46). Однако планы Петербурга не всегда совпадали с реальной обстановкой на месте событий. По мнению администрации Семиреченской области, в частности, командующего ее войсками Г. А. Колпаковского, отсрочки и промедления в действиях русских войск в Илийском крае были уже неоправданны. К середине июня 1871 г. русские войска развернули военные действия против таранчей. 12 июня Ф. Л. Гейден в своем «всеподданнейшем рапорте» писал о непосредственных поводах для этого наступления. Среди них были как «грабежи таранчей в наших пределах», невыдача «наших беглых киргиз, ограбивших и покалечивших уездного начальника Гудоренко», так и «двуличность таранчинского султана в отношении нас» и даже «неуважение к России». Гейден вспоминает в рапорте, что еще в минувшем январе ген. Колпаковский просил разрешения занять Кульджу, «чтобы наказать султана за коварство». Кауфман дал разрешение на подобные действия в случае, если Абиль-оглы сам спровоцирует столкновение с российскими погранотрядами. В таком случае допускалось не ограничиться пассивной обороной и переходить в наступление, «преследовать таранчинские войска хотя бы и до Кульджи, чтобы наказать из и заставить султана уважать Российскую власть и наше оружие». (68, д. 6835, лл. 7-11). Искомый повод представился уже в начале июня, когда войска таранчинского султана напали на русские погранотряды. Таким образом, действия военных властей на месте определили «высочайшее распоряжение». Гейден пишет далее: «Эта военная экспедиция вызвана дерзкими действиями таранчей и находит в этом свое оправдание… Надо подтвердить туркестанскому генерал-губернатору, чтобы и настоящее движение в Кульджу имело характер, способствующий восстановлению в этом крае маньчжурской власти и отнюдь не повлекло бы за собой прочного утверждения нашего в Илийской провинции». (68, д. 6839, л. 10). Автор рапорта рекомендует «предписать» губернатору Семиреченской области «воздержаться от всяких распоряжений, могущих подать повод к истолкованию нашего движения в завоевательном смысле и… стараться войти в сношение с ближайшими китайскими властями… чтобы они могли прислать хотя бы небольшой отряд в Илийскую долину и вступить в правление… краем. С нашей стороны можно было бы оставить временно в главных пунктах часть наших войск, впредь до полного водворения там порядка и спокойствия». (68, д. 6839, лл. 10-11).

Main Aditor

Здравствуйте! Если у Вас возникнут вопросы, напишите нам на почту help@allinweb.info

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *